На что похож сегодня советский ядерный полигон?
После часа езды по изборожденной рытвинами дороге на востоке Казахстана, мы поступаем к границе бескрайней степи, где может разместиться целая Бельгия. До ближайшего города не менее 60 километров. Эти места называют «Полигон».
Деревья здесь не растут, а вокруг, насколько хватает взгляда, землю охватывает покров из рыжеватой травы с созвездиями из пурпурных колючек репейника и желтых полевых цветов. В центре находится котловина с более густой и зеленой травой. Над ней в воздухе порхают ласточки, качаясь на волнах пахнущего шалфеем ветра. Вот на что похож атомный полигон.
Рядом со мной находится Юрий Стрильчук, руководитель учебного центра Института радиационной безопасности и экологии Казахстана. Он твердо держит в руках счетчик Гейгера, который без конца подает тревожные сигналы. Он не соглашается выпустить из автобуса группу американских журналистов, пока те не наденут поверх обуви больничные бахилы и не возьмут маски.
Стрильчук - человек крепкого телосложения с бородкой и конским хвостом. Впервые он оказался здесь в 1990 году, когда еще служил в советской армии. Сейчас он возит туристов на места ядерного апокалипсиса. Он надевает защиту на ботинки, но выходит из автобуса без маски на лице и встает у края широкой ложбины.
«Первая молния»
Именно здесь взяла старт советская ядерная программа. 29 августа 1949 года Советский Союз привел в действие свою первую атомную бомбу мощностью 22,4 килотонны. Эта операция под названием «Первая молния» положила начало ядерной гонке. Четыре года спустя в том же самом месте заявила о себе на весь мир и первая термоядерная бомба СССР: сила взрыва достигла 400 килотонн (в 26 раз мощнее той, что сбросили США на Хиросиму).
Если посмотреть в эпицентр взрывов, то можно увидеть остатки конструкций, которые возвели советские специалисты для проверки их мощности. Справа виднеется искореженный остов моста. Слева стоят укрепленные бункеры и бараки, в которых загнали собак, свиней и коз, чтобы оценить то, как может отразиться взрыв на солдатах. Вдоль протянувшейся в двух направлениях линии высятся десятиэтажные бетонные дома, напоминающие статуи с острова Пасхи. В них были установлены датчики для замера силы взрывной волны. Стрильчук называет их «гусями», потому что издалека они действительно напоминают нависшие над морем травы гусиные шеи, которые смотрят туда, где человек возомнил себя богом.
В период с 1949 по 1989 год Советский Союз провел здесь 456 ядерных испытаний, в том числе 116 наземных (испытания ядерного оружия на поверхности земли были запрещены в 1963 году). Стрильчук рассказывает обо всем этом совершенно бесстрастно. Однако потом в его голосе все раздается нотка патриотизма:
«Советский Союз был вынужден это сделать. США были его потенциальным врагом. Разработка ядерного оружия одной стороной повлекла за собой развитие аналогичной программы другой стороной».
«Ваша ручка? Можете с ней попрощаться»
Он наклоняется и поднимает с земли три камня. С виду они напоминают обсидиан. На самом деле это почва, которую подняла в воздух взрывная волна и превратила в стекло необузданная ядерная реакция. «Это сплавленные комки земли», - объясняет он.
Вообще, ему бы не стоило к ним прикасаться. Он говорит нам надеть защиту на обувь и лица и не прикасаться к земле. У нас не должно быть оголенных участков кожи, а дышать можно только носом. В то же время, ему самому, по его словам, ничего не грозит: «Я потом помою руки, так что не стоит из-за меня беспокоиться».
Мы не задерживаемся. Мы выстраиваемся в очередь перед автобусом, и человек в защитной одежде забирает у нас бахилы и перчатки. Поднимаясь в автобус, я роняю ручку. Стрельчук поднимает ее и спрашивает у меня: «Ваша ручка? Можете с ней попрощаться».
После распада Советского Союза новый независимый Казахстан унаследовал четвертый по величине в мире ядерный арсенал. Как, впрочем, и последствия 40 лет ядерных испытаний. Находящийся у власти с тех времен президент Нурсултан Назарбаев решил ликвидировать имевшиеся у страны боеголовки и сделать нераспространение ядерного оружия неотъемлемой чертой нового государства. Как бы то ни было, избавиться от ядерного загрязнения оказалось намного сложнее.
Сотни тысяч пострадавших
86-летняя Анастасия Киселева живет в доме престарелых и инвалидов в соседнем городе Семей. Она вышла замуж и поселилась в расположенной поблизости от полигона деревне незадолго до начала взрывов. «Мы понятия не имели, что это было», - вспоминает она 60 лет спустя, теребя в руках шарф.
И лишь перед испытанием 1956 года солдаты сказали деревенским жителям оставить дома и пойти спрятаться за рекой. «Мы увидели над полем огромное облако в форме гриба, - говорит она. - Это было похоже на закат. И в том году люди начали умирать».
По данным Института радиационной безопасности и экологии Казахстана, во время испытаний в непосредственной близости от полигона проживали около 1,5 миллиона человек. Сотни тысяч из них напрямую подверглись воздействию радиации.
Как отмечает директор онкологического центра Семея Марат Сандыбаев, число случаев возникновения рака на востоке Казахстана в два-три раза выше, чем в среднем по стране, причем болезнь ведет себя предельно агрессивно. «Смертность намного выше средней», - утверждает он. Сейчас в центре проходят лечение дети и внуки первых жертв испытаний.
Но рак - далеко не единственное последствие ядерных испытаний. Среди местного населения возросло число выкидышей, бесплодия, психических расстройств.
Количество самоубийств в регионе выглядит просто пугающим. В докладе от 2001 года утверждается, что радиусе 60 километров от полигона оно вчетверо выше, чем в среднем по стране. Химан Стамелтова росла в 30 километрах от зоны испытаний: «Там есть целое кладбище для людей, которые решили свести счеты с жизнью. И оно переполнено». Среди могил в глаза бросается надгробие десятилетнего ребенка...
Борьба за нераспространение
После закрытия ядерного полигона в Семипалатинске прошло уже 23 года, однако здесь до сих пор нет ограждения или знаков, которые бы указывали на загрязнение почвы. Любой может совершенно спокойно добраться сюда на машине. Местные дельцы растащили весь металлолом и даже выкопали из земли медные кабели. Потом весь этот радиоактивный металл оказался на перерабатывающих заводах.
«Это была ничейная земля, - говорит Стрильчук. - Она принадлежала Казахстану, но у государства не было средств, чтобы установить здесь контроль. Правительство было занято решением других проблем».
Хищения металлолома не на шутку встревожило американских и российских наблюдателей, которым было известно, что в туннелях на объекте хранился подготовленный для военного применения уран и плутоний. В результате США, Казахстан и Россия договорились о совместной тайной операции и залили эти туннели бетоном в прошлом году.
Сегодня сотни казахских пастухов по-прежнему приводят сюда свои стада. Официально им это запрещено, однако никто не пытается чинить им препятствий. Ученые создали на полигоне экспериментальную ферму, где изучается то, как отражается на организме овцы употребление в пищу радиоактивной травы.
Правительство открыло часть полигона для добычи бериллия, угля и золота после того, как 80% участка были признаны территорией с неопасным для человека уровнем загрязнения (то есть, пригодными для сельского хозяйства и добычи полезных ископаемых).
Оптимистический настрой правительства в отношении Семипалатинска отражает тот факт, что сам Казахстан превратился в процветающую капиталистическую экономику. Страна смогла примириться с историей куда быстрее многих других советских республик. Сегодня богатый природными ресурсами Казахстан идет во главе движения за нераспространение ядерного оружия и проводит переговоры по иранской ядерной программе. Кроме того, его предложение по формированию международного банка ядерного топлива было самым положительным образом воспринято в Международном агентстве по атомной энергии.
Правительство поговаривает даже о строительстве собственного ядерного реактора в качестве мирного применения чудовищной атомной мощи, которую Советский Союз некогда принес в сердце казахских степей.
Сегодня прогулка по полигону вызывает сюрреалистическое ощущение переплетения красоты и смертельной опасности. У радиации нет запаха, она невидима и бесшумна. Колышущееся на ветру море травы напоминает великие американские прерии. Картина дышит странным покоем.
Вернувшись в автобус, Юрий Стрильчук вытирает чистой маской ладонь, которая коснулась зараженной земли. На его лице улыбка. Он любит эти места, хотя 64 года назад казахская степь и стала эпицентром советской ядерной программы. «Здесь приятно пахнет, - говорит он. - Тут хорошо себя чувствуешь».
Джейкоб Бэйнхем
