Как знакомых Ленина пригласили к сотрудничеству с Радио Свобода
В эмиграции не бывает победителей. Все в равной степени - политически проигравшие. Но у каждого, как всегда, своя репутация. На кадете Павле Милюкове, например, стояло несмываемое клеймо человека, "погубившего Россию". Как результат - несколько покушений со стороны монархистов, одно из которых, как известно, закончилось смертью Набокова-старшего.
Именем Александра Керенского (трудовика эсеровской масти) в эмиграции буквально пугали детей, переходили, завидев его в Берлине или Париже, на другую сторону улицы. И все это - задолго до войны. Что же говорить о послевоенном репутационном раскладе.
Русская эмиграция в конце 1940-х годов была исключительно пестра. Кого здесь только не было! И перемещенные лица (ди-пи), впервые увидевшие Европу после безвылазной бухгалтерской работы где-нибудь в Хацапетовке, и благообразные профессора математики и биологии из Риги и Ленинграда, и потрепанные остатки артистических бригад из Москвы, и все воинские чины и звания, и писатели с художниками, и, конечно, авантюристы, провокаторы и господа из ведомств, именуемых тайными.
Бавария стала политическим муравейником, где число карликовых партий, движений и групп приближалось к числу самих беженцев. Нью-Йорк в этом отношении оставался гораздо более солидным и степенным. Здесь уже царили российские социал-демократы, - к ним с начала 1940-х привыкли, они худо-бедно устроились, подтянули свой английский язык и вызывали у американцев куда большее понимание, нежели какие-то далекие, плохо одетые советские граждане в Мюнхене, Регенсбурге и Фюссене - с полузатравленным взглядом и малоубедительными удостоверениями личности.
В 1947-48 году практически всем западным аналитикам стала понятна неизбежность Третьей мировой. Сталин захватывал в Восточной Европе плацдарм за плацдармом: сфальсифицированные выборы в Польше, похищения в Австрии, коммунистический переворот в Чехословакии, подкуп и запугивание лидеров, расправа с упрямыми и гордыми. Бывших советских граждан выкрадывали даже на улицах послевоенного Парижа. Борьба против советской экспансии становилась делом жизни и смерти целого континента, но какими средствами?
Понимание того, что радио дешевле пушек, наступило быстро. Вставала важнейшая задача - убедить распропагандированное советское население в том, что Америка первой свою бомбу не сбросит. Однако со слушателями за "железным занавесом" надо было уметь разговаривать. Поэтому к микрофону следовало приглашать людей ярких, умеющих говорить рельефно и по делу. Радио Свобода с первых же своих дней складывалось как радио писательское, литературное. Ветераны вспоминают, что при приеме на работу они весело выбирали себе статус в анкете: все не склонные к сочинительству шли у американцев как "техники", все стучащие на машинке - как writers.
Азам пропаганды на станции учили с первого дня. Чтобы заставить себя слушать, вызывать доверие, писатель, политик, даже простой диктор должны были не вещать, не клеймить, а мягко делиться своим беспокойством. То есть поступать не так, как Ленин.
Сойдите с мысленной трибуны, вообразите себе слушателя в квартире или на даче, не поучайте и не призывайте, станьте гостем в доме. Кроме того, для успешных выступлений нужны были люди, которые в сознании слушателей связывались бы с прошлым страны.
Американское начальство поначалу не верило (но эмигранты вскоре убедили в этом), что старый российский порядок для аудитории по-прежнему во многом привлекателен. Построенные дедами и прадедами города, почти вся окружавшая материальная культура, вся литературная, художественная и музыкальная классика служили залогом того, что Россия была могучей державой. Только в 1917-м нечаянно свернула с истинного пути. Вот этот момент неверного поворота и надо было использовать в передачах.
Не каждый эмигрант подходил для решения этих задач. К микрофону не подпускались сытые, вальяжные, сделавшие неправедную карьеру при царе, монархисты, черносотенцы, сторонники военной диктатуры, олигархического правления или расчленения страны - в свободовских программах вы таких не найдете. Не будет там, как ни странно, и грубых антисоветских выпадов, вообще подрыва государственного порядка.
Радио Свобода (до середины 1959-го - "Освобождение") критиковало политику, но не структуру советского строя. А значит, программы не поручались оголтелым политиканам, каких в эмиграции было множество. Недавние селькоры из Бахмучанска и Новомиргорода строчили решительные заявления на радио с требованиями отозвать, покарать и вывести на чистую воду. Один из эмигрантов явился в редакцию с идеей: изловить бывшего прокурора (а в ту пору - советского представителя в ООН) Андрея Вышинского, отбуксировать его в нейтральные воды и там предать строжайшему и неподкупному суду. Другой посреди записи вбегал в студию и вырывал из рук диктора страницы с последними известиями: в них не была отражена позиция его политической группы.
Получалось, что наиболее спокойные, адекватные и договороспособные находились в старом социал-демократическом секторе, то есть были меньшевиками. А нет, так эсерами. И вот, поди ж ты, практически все они знавали в свое время Владимира Ильича. Не надо, разумеется, идеализировать их собственные взаимоотношения: они по многу лет вели нескончаемые споры о далеком проигранном прошлом, не приходя ни к какому единству. Но во взглядах на современную им Россию у них было много общего. А главное, что их социалистические взгляды заметно в изгнании европеизировались, стали куда более умеренными, и дух насилия не витал более над их эмигрантскими программами. Словом, с американской точки зрения, они были наиболее привлекательными радиосотрудниками.
Надо сказать вот еще о чем. Радио Свобода ставило задачей переубедить не правящую советскую верхушку, а простой народ. Верхушка - что? - профессиональные карьеристы, циничные чиновники, молчалины и молчальники. Этих было не прошибить, и не стоило тратить на них силы. Не существовало для радиовещания и сельской аудитории - ни по культурным причинам, ни тем более по техническим: коротковолновых приемников в деревне не было. Оставался городской, образованный контингент, умеющий слышать и осмыслять. С ним и предстояло работать. Но эти люди не были знакомы с новейшими политическими фигурами, оказавшимися за границей, да еще на территории недавнего врага - в Германии. А меньшевики, эсеры воспринимались мягче: как политические жертвы родных властей. Народ русский жертв любит. К тому же социал-демократы не били наотмашь, а во многие обстоятельства умели войти: как-никак тоже марксисты.
Не удивительно, что к одной из программ привлекли однажды вдову Троцкого Наталью Седову. Лечили подобное подобным. Она, кстати, нападала не на Ленина, а на Сталина. Ленинская тема присутствовала на Радио Свобода всегда - с самого первого эфирного дня, когда ведущие рассказывали о Кронштадтском восстании. По существу, за что ни возьмись, все в советской жизни упиралось в Ильича или его наследие: голод и НЭП, расстрелы и высылки, образование и цензура, национализация и революционное движение. Но были, конечно, и особые дни, когда социалисты-ветераны были в повышенной цене. И, оставаясь в рамках приличий, они на своего Ленина красок не жалели. В эти дни Ильич принадлежал им безраздельно.
Источник:svoboda.org