От Пекина до Сеула: 2013 год в Восточной Азии
2013 год для России был временем непростого продвижения в регионе. Ухудшилась общая инвестиционная и экономическая конъюнктура для российских предприятий, усилилась конкуренция в энергетическом (сланцевые разработки, СПГ и пр.), военно-техническом и других традиционных для России секторах.
Сибирско-дальневосточное измерение, как известно, было предметом специального рассмотрения во Владивостоке (АТЭС-2012). Многие проблемы - стагнация производства, низкий уровень зарубежных инвестиций и другие - перекочевали в 2013 год. В федеральном послании (12 декабря 2013 года) президент Владимир Путин озвучил идею создания «особых территорий» на основе налоговых льгот и преференций для развития несырьевого экспорта.
Похоже, что пришло время прорывных проектов. Кто сказал, что Сибирь и Дальний Восток должны веками замыкаться в узких рамках поставщиков сырья? Нынешний сибирский случай - это попытка «соединить несоединимое» (китайский подход), то есть традиционные (сырьевые) и технологические приоритеты. Только так можно «развернуть Россию к Тихому океану», дать «эффект регионального роста - развитию всех наших восточных территорий и дополнительные инструменты для проведения активной внешней политики» (Из федерального послания В.Путина / «Российская газета», 12.XII.2013).
Усилились страновые приоритеты РФ в регионе - КНР, Вьетнам, Южная Корея, Мьянма и другие. Китай в этом неформальном списке - первый. Понятно, что формат стратегического партнерства вбирает в себя нечто большее. Не случайно первый официальный зарубежный визит новый председатель КНР Си Цзиньпин сделал именно в Россию, а не в Вашингтон или Брюссель, как предсказывали отдельные аналитики. Выбор Цзиньпином России подтвердил стратегическую приоритетность нового китайского руководства в отношении РФ. Визит вызвал явное раздражение Запада. К этому раздражающему некоторых «списку» нужно добавить и масштабные российско-китайские учения «Морское взаимодействие - 2013».
Ноябрьский вьетнамско-южнокорейский тур В.Путина означал, что, кроме Китая, у России имеются в Восточной Азии и другие важные «страновые окна». Инвестиционные (совместная разработка углеводородов на шельфе), военно-технические и регионально-геополитические интересы РФ во Вьетнаме были-де-юре и-де-факто закреплены в итоговых документах. Новым моментом были переговоры о присоединении Социалистической Республики Вьетнам к зоне свободной торговли Таможенного союза.
13 ноября в Сеуле российский лидер и южно-корейский президент Пак Кин Хэ, с одной стороны, подтвердили известные вещи - необходимость запуска транскорейской железной дороги (ТКЖД), углеводородные потребности РК за счет российских поставок и необходимость общекорейской нормализации. С другой стороны, появилась новизна - введение между странами (60-дневного) безвизового режима.
Формально в российско-японских отношениях также можно констатировать некий дипломатический прорыв. Речь идет об апрельском визите японского премьер-министра С. Абэ в Москву, первом за последние десять лет на подобном уровне. Всего лидеры двух стран в течение года четыре раза встречались в разных форматах. Однако известная проблема сохранилась. России нужны японские технологии и инвестиции, но не за счет продажи или передачи Японии части российской территории (Курильских островов). Здесь могут быть и варианты, было бы у японцев желание трактовать вопрос в иных рамках и координатах. Например, не как территориальный спор, а совместный бизнес-проект.
Безопасность и региональные «балансы». Применим ли сирийский опыт?
Второй «срез» - региональная безопасность - явно ухудшился. Еще больше обострились китайско-японские отношения (споры) в Восточно-Китайском море (ВКМ), где противостояние в начале декабря достигло очередного предела. Китаем была введена система опознавания самолетов для ПВО в спорной зоне островов Дяоюйдао / Сенкаку. Остроты периодически добавляли и северокорейские дела, завершившиеся резонансной казнью второго в иерархии КНДР человека - Чан Сон Тхэка - и двух его помощников.
Общий тренд в минувшем году не изменился: продолжается «антикитайское сплочение» ряда стран региона (Японии, Вьетнама, Филиппин и других) под эгидой США, и «классические» двусторонние американские военно-политические договоры переформатируются в коллективные форматы. Другими словами, курс на создание «азиатского НАТО» сохраняется.
Основой противостояния являются не столько островные обиды, сколько некие опасения «китайского возвышения». При этом США эти опасения умело институализируют. Очевидно, что мейнстрим региональной ситуации и в сфере безопасности, и в области региональной интеграции (противостояние АТЭС и Транс-Тихоокеанского партнерства) лежит в русле китайско-американских отношений.
Возможно, чтобы уравновесить геополитические и региональные балансы, и состоялась 7-8 июня 2013 года в Калифорнии встреча китайского лидера Си Цзиньпина с Бараком Обамой, на которой была объявлена «программа» реализации между двумя странами отношений «нового типа». Фактически, лидеры уточняли «разграничительные флажки» глобальных и региональных интересов. Похоже, им это удалось, тем более что финансово-экономическая взаимозависимость двух сверх держав (старой и новой) в 2013 году выросла на целый порядок.
Что касается безопасности Корейского полуострова, ситуация здесь традиционно ухудшается. Несмотря на обновление высшего руководства на Севере (Ким Чен Ун) и Юге (президент - Пак Кин Хэ), риски полномасштабного конфликта в течение года только росли. Хронология развития событий говорит за себя. 12 февраля 2013 года КНДР провела третье в своей истории ядерное испытание. 7 марта Южная Корея и США начали совместные военные учения. 13 марта Пхеньян заявил о выходе из перемирия 1953 года. 20 марта Южная Корея подверглась кибератаке. И так далее.
Шестисторонние переговоры (как проект) пока еще совсем умерли, но явно находятся в политической реанимации. Представляется продуктивной идея российского дипломата и ученого Александра Панова о подготовке (хотя бы на экспертном уровне) большой мирной конференции по Корейскому полуострову с более широким составом участников, включая ведущие международные структуры.
Понятно, что сирийский опыт в данном (корейском) случае по сути вопроса несопоставим, но по общей философии (методологии) урегулирования и контроля вполне приемлем. Похоже, что придет время расширять «корейские рамки», если, конечно, в Пхеньяне не произойдут радикальные изменения. Некоторые (печальные) признаки этого уже имеются.
Внутренние транзиты. От «китайской мечты» до японской «абэномики»
Третий годовой «срез» - особенности внутриполитической динамики ведущих держав Восточной Азии. Речь в первую очередь речь идет о главном ньюсмейкере - Китае, который в течение года пережил ряд серьезных политических событий.
5-14 марта 2013 года в КНР прошла 3-я сессия ВСНП (11-ого созыва), завершившая на государственном уровне смену руководства (на партийном уровне это произошло в 2012 году). К власти пришло «пятое поколение» руководителей во главе с председателем КНР Си Цзиньпином, председателем Постоянного комитета (ПК) ВСНП Чжан Дэцзяном и премьером Госсовета Ли Кэцяном.
Новое руководство инициировало ряд политических новаций. Речь идет о начавшейся мощной пропаганде в стране и за ее пределами «китайской мечты» и курса на «национальное возрождение Китая». В ней (в мечте) явно просматривается желание руководства представить растущую сверхдержаву в позитивном свете.
Из политического ряда событий заметными были процессы над бывшим партийным секретарем Чунцина Бо Силаем и рядом других высокопоставленных чиновников, представленные как важный этап борьбы с коррупцией.
Значимым в плане выработки тактики и стратегии дальнейшего развития стал 3-й Пленум (18-ого созыва) ЦК КПК (8-12 ноября 2013 года). В итоговых документах явно просматривается крен в сторону дальнейшей либерализации. В свое время в среде китайских радикальных либералов-экономистов была популярна «концепция 383», многие ее положения вошли в решения Пленума, который ограничил монопольные (регулирующие) функции госкорпораций, обязал местные власти и крупные корпорации покупать крестьянские земли (точнее, право длительной аренды) только по рыночным ценам и другие.
За год обострились внутренние проблемы экономики и социальной сферы. К негативному ряду можно отнести усиление экологических вызовов, нехватку энергоресурсов, сокращение трудоспособного и увеличение пожилого населения, рост социальной напряженности и конфликтности (до 120 тыс. конфликтов в год), расслоение на бедных и богатых, масштабную коррупцию в высших и средних эшелонах власти.
Негативным фоном стало снижение годового прироста ВВП до 7,7%, которое, видимо, теперь станет долговременным трендом для экономики Китая. Снижение связано с начавшейся сменой экономической модели с экстенсивной на интенсивную.
Японское руководство, пережив год в условиях продолжающейся экономической стагнации и сохраняющегося «синдрома Фукусимы», сумело (политически) стабилизировать внутреннюю ситуацию. Победа Либерально-демократической партии на июльских выборах в верхнюю палату парламента позволила действующему премьер-министру Синдзо Абэ установить контроль над всем парламентом.
В экономическом плане японскому обществу была предложена система мер по борьбе с дефляцией и высоким курсом иены, которую эксперты назвали «абэномика». По прогнозам, новый экономический курс не решит всех накопившихся проблем.
Во внешней политике Япония продолжила свое жесткое позиционирование против «китайского возвышения». При этом известный проект АСЕАН 3 (Япония, Южная Корея, Китай) несколько «застыл» в развитии. Из региональных угроз Токио продолжает наиболее опасными считать северокорейскую и островную (с Китаем) в Восточно-Китайском море. Что касается отношений Японии со старшим братом - США, то на фоне дискуссий с КНР они только упрочились.
Источник:mgimo.ru
