Чем может помочь России китайский опыт борьбы с коррупцией
Находясь с визитом в Китае, премьер-министр Дмитрий Медведев провел онлайн-конференцию с интернет-пользователями Поднебесной и сообщил, что Россия внимательно присматривается к китайскому опыту борьбы с коррупцией. «Коррупция – очень большая, системная проблема нашей страны, и нам потребуется еще огромное количество усилий для того, чтобы эту ситуацию исправить», – признал премьер, давший ранее жизнь целому пакету антикоррупционных инициатив и законов.
Принято считать, что с коррупцией в Китае борются очень эффективно, но это далеко не так. Реформы в данной области и обуздание обнаглевших мздоимцев – один из главных пунктов, составивших платформу нового председателя КНР – Си Цзиньпина. При этом нельзя не признать: при всей разнице в подходах коррупционные проблемы КНР как на уровне центральной власти, так и на уровне национальных провинций удивительно похожи на таковые в РФ.
И тут воруют
Коррупция в Китае была признана острейшей национальной проблемой еще в 80-х. Уровень оной резко подскочил с началом реформ по переходу от плановой экономики к рынку, тогда же оживились объединенные преступные группировки. Основные усилия правящей КПК были направлены на недопущение сращивания ОПГ с государственным аппаратом. Нельзя сказать, что эти усилия пошли прахом: ни криминал, ни олигархи не имеют и не имели возможности диктовать свою волю властям не только в центре, но и в большинстве регионов. Однако коррупция никуда не делась, Китай по-прежнему чрезвычайно коррумпированная страна.
В мировом рейтинге восприятия коррупции, составленном неправительственной организацией Transparency International, Китай в 2012 году занял 80-е место (чем ниже, тем ситуация с коррупцией хуже), набрав столько же баллов, сколько Сербия и Тринидад и Тобаго, – 39. Для сравнения: у Финляндии 90 баллов, у Германии 79, у США 73, у Испании 65, у Бразилии 43, у Италии 42, у Греции и Индии по 36, у России и Казахстана по 28, у Украины 26, у Афганистана 8. К данному рейтингу и методике его составителей можно относиться предельно критично, но тот факт, что коррупция представляет для Поднебесной огромную проблему, не отрицают и официальные китайские власти.
Так, рупор КПК – агентство «Синьхуа» сообщало, что с октября 2007 года по июнь 2012 года зафиксировано более 6,606 млн жалоб на коррупцию чиновников (около 668 тыс. из них были по итогам проверок и судов наказаны). При этом счет тем, кто не только избежал наказания, но и успел сбежать со значительной суммой в кармане, также идет на тысячи. Начиная с середины 90-х годов примерно 17 тыс. чиновников, прихватив с собой около 127 млрд долларов, покинули территорию Китая. Это данные, содержащиеся в одном из отчетов Центробанка КНР. У дисциплинарной комиссии КПК данные другие, гораздо более скромные – около 4 тыс. чиновников-беглецов, своровавших более 7 млрд долларов. И все равно – много.
При этом по ряду «симптомов» ситуация с коррупцией в Китае до боли напоминает российскую. Например, по данным члена Всекитайского собрания народных представителей, эксперта по коррупции из Центральной партийной школы Линь Чжэ, с 1995-го по 2005 год за границей поселились около миллиона ближайших родственников китайских чиновников, которые аккумулировали в своих руках значительные средства. По разным независимым подсчетам, потери от коррупции в Китае составляют 13–17% ВВП. Китайские эксперты, работающие на правительство, говорят о 25 млрд долларов, отмываемых в стране ежегодно. В общем, есть над чем работать.
На недавнем 18-м съезде КПК о коррупции говорили открыто, она стала одной из ключевых тем. Как заявил тогда уходящий лидер Ху Цзиньтао, коррупция может стать «причиной обрушения партии и падения государства». Новый лидер Си Цзиньпин сделал борьбу с воровством и взяточничеством на государственном уровне частью своего «кейса». От него этого, впрочем, ждали, так как с гневными антикоррупционными речами он выступал и прежде, призывая однопартийцев обуздать своих «супругов, детей, родственников, друзей и подчиненных». Также лично ему приписываются обуздание коррупции на олимпийских стройках в Пекине и «беспощадная борьба со взяточничеством» на более ранних постах.
Высшая мера
Известно, что в деле борьбы с коррупцией Китай активно практикует смертную казнь, следуя в этом смысле заветам Дэн Сяопина, который заявил однажды: «Мягкой рукой с преступностью не повоюешь». Смертельный приговор бывает двух видов – тот, что исполняется сразу, и тот, что предусматривает отсрочку в два года (за это время преступник через хорошее поведение и помощь следствию может выхлопотать для себя смягчение приговора до пожизненного заключения). Обычно смертные приговоры выносятся в «особо серьезных обстоятельствах», когда речь идет о коррупционной сети или о значительном государственном ущербе. Законом установлена сумма незаконного обогащения в 100 тыс. юаней (около 15 тыс. долларов), по достижении которой преступник не может рассчитывать на тюремный срок менее 10 лет. В большинстве случаев приговор подразумевает также конфискацию имущества – частичную или полную, чего нет в России.
По официальным данным, с начала века в КНР были расстреляны около 10 тыс. чиновников, обвиненных в коррупции, еще 120 тыс. получили по 10–20 лет заключения. Однако отдельные неправительственные организации настаивают, что эта цифра завышена. Проблема коррупции никуда не делась, однако сейчас расстреливают менее тысячи человек в год, причем коррупционеры составляют не самую значительную часть смертников, большинство – это бандиты, убийцы, наркоторговцы.
Как бы там ни было, дела против высокопоставленных коррупционеров и влиятельных бизнесменов в Поднебесной не редкость. Помилован до пожизненного бывший вице-мэр Пекина Лю Чжихуа, за счет олимпийского строительства озолотивший себя и свою любовницу – главу компании-застройщика. Бывший мэр 10-миллионного Шэньчжэня Сюй Цзунхэн дожидается казни (или помилования, как повезет). Бывший партсекретарь Шанхайского горкома партии Чэнь Лянъюй сел на 18 лет. Отбывает 14-летний срок Хуан Гуанъюй – предприниматель и миллиардер, бывший «номер два» в списке самых богатых людей Китая, по оценке «Форбс» (по оценке компании Hurun, он в этом списке все-таки первый и обладает семимиллиардным состоянием).
Наиболее громкие, но уже остывшие, ушедшие в историю приговоры – это казни председателя постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей Чэна Кэцзе и пекинского мэра Чэнь Ситуна. Однако «звезда номер один» – разумеется, Бо Силай. Бывший министр торговли и секретарь парткома города Чунцина, «красный принц» и наследник Бо Ибо, одного из «восьми бессмертных» партийцев, влиятельнейшая фигура, которую прочили на пост главы государства, – в этом сентября он получил пожизненное. Несколько ранее его жена Гу Кайлай, обвиненная в убийстве британского бизнесмена Нила Хейвуда, была приговорена к смертной казни с отсрочкой приговора на два года. Эхо данных процессов будет греметь еще долго. Считается, что именно сторонники Бо Силая (ставку на него делала т. н. группа Цзян Цземиня – бывшего председателя КНР) организовала сливы в западные СМИ, в которых в коррупции обвинялись сам Си Цзиньпин, а также бывший премьер Госсовета Вэнь Цзябао.
Сын ошибок трудных
Очевидно, что, говоря о желании перенять китайский опыт, Дмитрий Медведев не имел в виду отмену моратория на смертную казнь. Сторонником данной меры является глава МВД Владимир Колокольцев, однако Кремль недвусмысленно дал понять, что позиция властей неизменна: смертной казни не будет. Но что тогда? Китайский антикоррупционный опыт сложно назвать особо масштабным и успешным, кое в чем Россия относительно Китая даже продвинулась вперед.
Антикоррупционные меры, обещанные Поднебесной новым руководством, пока что вылились в административную реформу: центральный государственный аппарат решено уплотнить методом слияний и поглощений, количество министерств сократилось до 25, четыре ведомства ликвидированы вовсе. В частности, под нож пошло министерство железных дорог, а его бывший руководитель Лю Чжицзюнь в июле этого года был приговорен к смертной казни за взяточничество (приговор, опять же, отсрочен на два года).
Если говорить об институтах, основные обязанности по противодействию коррупции возложены на центральную комиссию КПК по проверке дисциплины в партийных рядах и министерство контроля. Имеется в Поднебесной и особое Государственное управление по предупреждению коррупции. Проблема та же, что и в России: коррумпированность тех, кто с коррупцией борется. К примеру, когда у упомянутого выше пекинского мэра Чэнь Ситуна отчуждали собственность, около 8 млн долларов растворилось в недрах антикоррупционных ведомств (более 70 чиновников в итоге были привлечены к уголовной ответственности). Как пример подойдет и дело замминистра общественной безопасности генерала Ли Цзичжоу, организовавшего преступную группу из 200 чинов полиции и таможни города Сямыня.
То есть, как показывает практика, ни аресты сильнейших, ни централизованные антикоррупционные ведомства, ни смертная казнь чудесной пилюлей не являются и отсутствия злоупотреблений не гарантируют. При этом имеется и кое-какая сугубо китайская специфика антикоррупционных мер, которую вряд ли можно копировать. Например, некоторых чиновников в Китае заставляют участвовать в программе «Упражнения по выработке навыков самодисциплины по борьбе с коррупцией» – это что-то вроде аутотренинга, где от взяточничества отучают примерно так же, как от курения. Параллельно население (в первую очередь молодежь) приучают к мысли, что честный чиновник – герой, тогда как коррумпированный – враг, подлежащий уничтожению (в ход идут журналы, книги, ТВ-программы и – особенно успешно – компьютерные игры).
Но от Си Цзиньпина явно ждут большего, в китайском обществе зримо созрел запрос на антикоррупционные меры, тема не сходит с первых полос газет. Нынешний председатель КНР был одним из тех, по чьему предложению еще в 90-х годах родственникам китайских управленцев запретили заниматься бизнесом на подведомственных этим управленцам территориях. Однако этот закон фактически не исполняется, как и требование к чиновникам подробно отчитываться перед партийными структурами о своих доходах и активах (по некоторым данным, только десятая часть 40-миллионной чиновничьей армии действительно подают такие декларации). Примечательный момент: имущество ближайших родственников предъявлять не обязательно, необходимо лишь отчитаться, есть ли у них иностранные паспорта или вид на жительство. О том, чтобы сделать информацию о доходах каждого статусного китайца и его семьи общедоступной, а систему декларирования доходов и расходов прозрачной, говорили на последнем съезде КПК, но дальше разговоров дело не пошло. Таким образом, в данном вопросе Россия с т. н. медведевским антикоррупционным пакетом продвинулась гораздо дальше Китая, взяв за основу американскую практику «финансовой открытости».
По большому счету, специфический «китайский опыт борьбы», которая не смогла искоренить коррупцию, но и не дала ей отравить весь государственный аппарат, зиждется на железном принципе регулярной ротации кадров и обкатки их (кадров) на региональном уровне. Си Цзиньпин, пришедший на смену Ху Цзиньтао, прежде набирался руководящего опыта и в провинции Фуцзянь, и в Чжэцзяне, кроме того, он занимал пост председателя Шанхайского городского комитета КПК, осиротевшего как раз ввиду коррупционного скандала.
«Нужны две мощные экономические силы»
Еще одна специфическая китайская практика связана с конкуренцией групп влияния, причем не только партийных, но и экономических.
«Китайский опыт борьбы с коррупцией во многом построен на противостоянии двух блоков, имеющих разные экономические интересы, – говорит востоковед Саид Гафуров. – С одной стороны выступают предприятия и компании центрального подчинения, объединенные властями в холдинги, с другой – предприятия и компании провинциального подчинения. Меры, направленные на поддержку одних, как правило, вредят другим. Правительство изо всех сил пытается закрыть неэффективные предприятия в провинции, опираясь на концепцию экономической эффективности, тогда как власти на местах больше заинтересованы в сохранении рабочих мест, создании добавочной стоимости, сборе провинциальных налогов. Этот конфликт интересов, это жесткое противостояние – удобный инструмент для антикоррупционной борьбы».
«К примеру, в Китае больше алюминиевых заводов, чем во всем остальном мире, – заявил Гафуров газете ВЗГЛЯД. – Это плохо, так как большинство этих заводов маленькие, старые, экономически неэффективные. Таких около 90%. А все хорошие заводы объединены в холдинг, находящийся в центральном подчинении. Мелкие, отсталые заводы давят, например, путем повышения платы за электричество, тарифов на доставку сырья по железным дорогам и так далее. Тем не менее заводы продолжают существовать, даже несмотря на прямое распоряжение их закрыть».
По словам Гафурова, такая конкуренция и создала специфическое условие для борьбы с коррупцией. Региональные элиты успешно роют компромат на центральные, руководствуясь экономическими интересами. Так же поступают и центральные элиты. Дело Бо Силая – это успех центральных элит, дело железнодорожника Лю Чжицзюня – региональных. «Человек получил информацию. Идет к противникам коррупционера. Никто не посмеет вмешиваться, чтоб не попасть под раздачу. Характерно, что Бо Силай арестован, но с его единомышленниками не расправились, они нужны партии в том числе для борьбы с коррупцией», – добавив Гафуров, подчеркнув, что в Китае нет единого арбитра, но есть коллективное руководство, когда люди в политбюро собираются и договариваются о правилах игры. «Это эффективная модель», – уверен востоковед.
По словам Гафурова, если Дмитрий Медведев хочет взять за образец китайский опыт, необходимо создать две мощные экономические силы, чьи интересы будут взаимоисключающими. «Тогда информаторы будут знать, куда идти, чтобы расследование было доведено до конца. Возрастет влияние правоохранительных органов, возрастет доверие людей к власти», – резюмировал эксперт, признав, что победить коррупцию Китаю не удалось, но удалось обуздать темпы ее роста.
Особый случай
В Китае, как и в России, имеются и региональные коррупционные особенности, связанные с автономными регионами, где проживают национальные меньшинства (к примеру, Синьцзян-Уйгурский и Тибетский районы). По словам Гафурова, ситуация там более запущенная. Однако в связи со спецификой и архаичностью местных социальных институтов это локальная проблема. Грубо говоря, коррупции там больше, но она менее вредна и для экономики, и для властного аппарата, и для государственного организма в целом. В итоге Пекин старается лишний раз не лезть в дела местных элит, чтобы не провоцировать конфликты.
Совсем особый разговор – Гонконг, являющийся частью Китая по принципу «одна страна, две системы». Большинство вопросов, за исключением обороны и внешней политики, находится в ведении местных властей, которые демонстрируют другой и гораздо более успешный, чем в остальном Китае, подход к коррупции. Так, в упомянутом выше «индексе восприятия» Гонконг занимает 14-е место с 77 баллами.
Основной принцип города-государства в том, что для чиновников фактически не действует презумпция невиновности: они обязаны доказать, что все приобретенное ими имущество приобретено законно, «на свои». Контроль за деятельностью чиновников осуществляет особая спецслужба – Независимая комиссия по борьбе с коррупцией, инициирующая проверки по малейшему поводу. Ее деятельность прозрачна для прессы и подотчетна лично главному министру, а более – никому. Именно в эту комиссию жители Гонконга сигнализируют о любых фактах вымогательства или о своих подозрениях на предмет коррупции, причем благодаря открытости сотрудники комиссии быстро превратились в Гонконге в народных героев.
Впрочем, желание сотрудничать с комиссией у гонконгцев зиждется не только на ее геройском имидже, но и на особенностях местного законодательства: в Гонконге дача взятки – не преступление, сажают лишь за получение оной. О том, что аналогичные поправки в УК подхлестнули бы желание россиян стучать на чиновников-взяточников, российские эксперты заявляли неоднократно. В том числе применительно к реформам Дмитрия Медведева и вечной теме «как нам обуздать коррупцию».
Станислав Борзяков
