"Ракета не летает — проблемы корабелов"

Слип стапельного цеха № 42 ПО «Севмаш»
Источник: ПО «Севмаш»

Мнение главы ОСК о делах с гособоронзаказом в кораблестроении

Близится к завершению одна госпрограмма вооружения — ГПВ-2020, грядет следующая — ГПВ-2025. "Лента.ру" поговорила с президентом Объединенной судостроительной корпорации Алексеем Рахмановым о том, как обстоят дела с гособоронзаказом, финансированием и смежниками.

"Лента.ру": Каковы приоритеты новой госпрограммы вооружений в части кораблестроения?

Рахманов: Они были достаточно четко сформулированы и последние пять лет не менялись. Президентом задан курс на оснащение современной техникой, на обновление всех основных элементов ВМФ — от кораблей дальней морской зоны, стратегических сил ядерного сдерживания до всего, что касается ближней морской зоны и защиты наших национальных интересов.

У нас есть и своя "библия" — программа военного кораблестроения до 2050 года. В ней расписаны все основные приоритеты и проекты в привязке к временным диапазонам. К сожалению, программа выполняется не в полном объеме, однако жить без такого документа корабелам было бы сложно.

На совещаниях у президента и у министра обороны мы всегда настаиваем: для судостроения десятилетний срок прогнозирования — слишком короткий. Это связано с тем, что любые прорывные технологии (а от них зависит качество строящихся надводных и подводных кораблей) необходимо рассчитывать на диапазон 20-30 лет, то есть горизонт планирования должен быть сопоставим со средним сроком службы корабля. Прогнозирование должно учитывать и цикличность в работе судостроителей. Так, собственно, ведется прогнозирование в макроэкономических науках.

Это, пожалуй, самое главное. И я рад, что большинство заделов, о которых мы говорили в рамках реализации предыдущей ГПВ, нашли свое отражение в текущей.

В любой программе вооружений есть свои "звезды". В нашем флоте это, несомненно, "Лидер" — большой корабль океанской зоны — и ожидаемый авианосец. Что можете сказать об этих проектах?

Мы продолжаем работу над всеми перспективными проектами. При этом современные тенденции таковы, что оружие становится все более мощным и компактным. Если сопоставить, например, нынешние корабли второго или третьего рангов по уровню вооружения, то видно, что в части элементов вооружения они уже сравнимы.

И здесь министерство обороны должно само решать, каким образом формировать флот исходя из тех задач, которые перед ним ставят Генштаб и руководство страны. Мы можем лишь предлагать набор технических и технологических возможностей в качестве базы для построения конкретного оружия.

Модель эсминца проекта 23560 "Лидер"Источник: pahapct.livejournal.com

Подчеркну, что мы в ОСК создаем, как у нас говорится, носитель, а оружие — это работа смежников. Но это в теории, на практике же, если оружие вдруг не соответствует ожиданием заказчиков, ответственность нести нам.

Вы спрашиваете, за что нас ругают. За то, что иногда задерживаем сдачу кораблей. Но когда вместе с заказчиком выясняем причины, понимаем, что проектант, к примеру, попался неопытный. Так, к сожалению, работает закон о конкурсных процедурах: он не учитывает реальный опыт и квалификацию исполнителя и не дает возможность проводить предквалификацию. То есть мы имеем ограниченное влияние на выбор подрядчика, хотя за его работу спросят с нас, поскольку мы — головной поставщик готового изделия для Минобороны. Ракета не летает, снаряд не стреляет — это снова проблемы корабелов. До тех пор пока все не будет исправно, мы не можем предъявить изделие заказчику. И нам не хватает полномочий, чтобы "воспитывать" поставщиков, ставить им задачи по времени и качеству.

Другая постоянная тема для критики — рост цен. Только вот не растут у нас цены, растут они у наших поставщиков. И когда начинаешь их с пристрастием допрашивать — почему, они отвечают: не ваше дело. С этим мы тоже сделать ничего не можем. Если они хотят получить миллиард за свою работу, а у нас в бюджете на это есть только 500 миллионов, они просто не подпишут договор. Мы можем долго разбираться, кто-то неправильно посчитал цену или поставщик пытается получить с нас больше денег. Но проблема-то в том, что по закону о ГОЗ (государственном оборонном заказе) исполнитель — мы, а не поставщик.

Кто в такой ситуации может быть третейским судьей? Мы ходили в Федеральную антимонопольную службу, но и там нет всех ответов. Ведь если речь идет о передовых разработках, которые до этого ни разу не выполнялись, как измерить их реальную стоимость? В общем, вопросов пока больше, чем ответов.

Тут логично задать вопрос о реформе взаимодействия со смежниками. Как это должно меняться, куда идти — в сторону министерств?

Было агентство по судостроению, стал департамент в министерстве, до этого было вообще целое министерство. Суть не в названии чиновничьей структуры, которая руководит процессом, а в ее функционале.

Некогда был Госплан, и в те времена не существовало вопроса, кому предлагать покупать корабли. Добывали руду и точно знали, куда и как ее везти. Добывали нефть и знали, сколько для нее нужно пароходов, буровых установок, танкеров, судов снабжения и так далее. Это все могло сразу каскадироваться в экономику.

Сегодня же газовики отдельно, мы отдельно. С развитием отраслей, которые давали бы нам твердое основание не бегать по банкам в поисках кредитов, тоже проблемы. Что получается? Мы просим у банка деньги на проект модернизации одной из наших верфей, а нам отвечают: покажите план загрузки этой верфи. Показываем, а нам на это: кто вам сказал, что ГПВ завтра не поменяется? И действительно — никто. Так что делать?

Мне кажется, государство могло бы выполнять функцию регулирования экономики для отдельных отраслей, где это жизненно необходимо. Есть программа военного кораблестроения до 2050 года, она должна исполняться. Во-первых, на ней ставил подпись президент, во-вторых, она согласована с Минобороны и судостроителями, причем не только с ОСК. В этом смысле любое отклонение от программы означает, что кто-то "попал на деньги".

Сторожевой корабль проекта 11356 «Адмирал Григорович» в Черном мореИсточник: Нина Зотина / РИА Новости

Приходилось слышать, что закон о ГОЗ серьезно критикуют его исполнители. Какие его положения, на ваш взгляд, требуют корректировки?

Закон о ГОЗ, если по-простому, пока работает так: перебросить деньги с одного проекта на другой (если на одном в данный момент их избыток, а на другом закончился аванс) нельзя. Если денег не хватает, мы вынуждены брать их под коммерческий процент. В это же время "лишние" деньги лежат на других счетах и ничего нам не приносят.

Проблему могло решить создание единой системы казначейства, но Минобороны пока с этим не согласно. В результате я периодически задаю себе вопрос, не сошел ли я с ума. Потому что если у меня нет денег, я не выплачу зарплаты людям. Пойду на уступки требованиям наших основных заказчиков, обнуляя на конец месяца остатки на счетах, и все — на меня откроется уголовное дело.

Резоны Минобороны понятны: оно таким образом хочет приструнить дельцов, которые стараются погреть руки на государственных деньгах. Но важно вместе с водой не выплеснуть и ребенка! Заставьте нас, в конце концов, внедрить детальный раздельный учет. Да, это непростая история, но будет совершенно очевидно, куда и сколько мы платим, кому и как ушли деньги.

Вернемся к кораблям. Каковы планы и приоритеты по подводной программе? У нас сейчас есть в серии лодки проектов 955, 885, 636, они должны быть сданы в ближайшие пять лет. Что дальше?

Мы не будем стоять на месте — ни с точки зрения развития российского флота, ни с точки зрения наших внешнеторговых контрактов. Каждое из наших проектных бюро имеет собственные наработки — и те, которые делаются в индивидуальном порядке, и те, что финансируются возможным заказчиком.

Я не буду называть цифры и проекты, но могу сказать, что в надводном кораблестроении стоит задача сохранения потенциала дальней морской зоны, наращивания могущества оружия, которое базируется на кораблях вне зависимости от их размеров. Ну, а с точки зрения подводного кораблестроения приоритеты не меняются с 1913 года: мы должны быть тише, мощнее, незаметнее и должны уметь прийти ровно в ту точку, где нас не ждут.

При этом важно понимать, что нынешние военные задачи сильно отличаются от задач прошлых войн. Доктрина меняется. Мы это чувствуем по тому, что заказывается. И слава богу! Это значит, что военная наука жива, и все то, что происходит в глобальной политике, точно и своевременно анализируется. Именно по актуальным вводным мы готовим свою армию и флот.

В цехе Научно-производственного объединения «Сатурн»Источник: Марина Лысцева/ ТАСС

Как повлияли сирийские события на загрузку судоремонтных заводов?

Этим событиям два года, но, как я уже говорил, два года для нас не срок. Это мгновение для стапелей "Севмаша", "Янтаря" или "Северной верфи". Поэтому сказать, что это нас серьезно затронуло, не могу.

Одно дело — воевать в компьютерной игре, а другое — в реальности. В этом смысле мы чувствуем изменения. Раньше, когда формировались технические задания для изделий, речь шла о некоем теоретическом противостоянии врагу, а теперь формулировки становятся куда четче: у нас была такая-то проблема или недоработка, исправьте.

В Сирии было наглядно продемонстрировано, что наша военная и оружейная наука не уступает тактике и технологиям вероятных противников. И, как ни цинично звучит, это для нас — один из главных результатов сирийской кампании.

Какова судьба остающихся трех фрегатов серии 11356? Известно, что два находятся на стапелях, третий официально не закладывался.

Вы наверняка знаете, что в присутствии президента России был открыт стенд для испытаний морских газотурбинных агрегатов. Это, конечно, большая радость для нас. Работы, которые взял на себя "Сатурн", идут в графике, и мы надеемся, что в начале 2018 года получим первые образцы турбин российского производства.

Дальше они могут быть установлены на сторожевики и фрегаты следующих поколений. Это касается того, что мы делаем на "Северной верфи" и на "Янтаре". Судьба конкретных корпусов решается.

Не так давно замминистра обороны Юрий Борисов сказал, что в скором времени флот получит десантные корабли и вертолетоносцы российской постройки, аналогичные "Мистралю". Имеет ли это отношение к называвшимся ранее проектам "Прибой" и "Лавина"?

Они обязательно будут строиться, в программе вооружений они есть. Мы начали проработку и подготовку к этому: есть задел с точки зрения проектов, есть понимание всех базовых технологий. У нас есть минимум три точки, на которых мы готовы построить такой корабль: "Балтийский завод", "Северная верфь" после модернизации и "Севмаш", который имеет богатый опыт строительства больших надводных кораблей.

Конверсию "Горшкова" в "Викрамадитью" мы сравниваем со строительством большого корабля: разве что корпус тогда не сварили.

К слову, о крупных кораблях: где, когда и в каком объеме пройдет ремонт "Адмирала Кузнецова"? И планируется ли модернизация остальных крейсеров?

По "Кузнецову" контракта на ремонт у нас нет, однако мы приблизительно представляем объем работ и готовимся. По "Нахимову" работы идут по плану, в рамках подписанного в 2014 году договора.

Объем работ по "Кузнецову" сравним с работами по "Викрамадитье" и "Нахимову"?

По "Кузнецову" объем работ более контролируем, поскольку в данном случае совершенствоваться корабль будет по ключевым параметрам. Но очень бы хотелось, чтобы мы в будущем договаривались о контрактах жизненного цикла и по ним жили. У каждой технической системы корабля есть свой срок эксплуатации. Да, его можно продлевать, но это, во-первых, нередко лукавство, а во-вторых, самоограничение в области новых технологий — они-то не стоят на месте.

Нужно когда-то останавливаться и говорить себе: хватит. Несмотря на то что "железо" еще способно какое-то время находиться в морской воде, стоимость ремонта корабля, от которого остался один корпус (а это всего 15 процентов его стоимости), будет равна постройке нового.

Мы стараемся соблюдать баланс между созданием кораблей и их ремонтом. По среднему возрасту корабли, которые стоят на вооружении, пока не сильно молодеют, так что работы для ремонтников хватает.

Продолжение следует

Беседовали Анастасия Воскресенская

Илья Крамник

Источник