Где же ваши пушки?

Век назад роль артиллерии была едва ли не ключевой, особенно в период позиционных боевых действий. Но из-за дефицита в русской армии орудий и снарядов зачастую приходилось использовать заведомо неэффективную тактику.

Устав германской армии, учитывая грандиозность стоявших перед артиллерией задач, предусматривал на каждом участке пехотной дивизии введение в дело одной-двух батарей легких гаубиц, двух-трех тяжелых гаубичных и одной-двух тяжелых пушечных. Для проведения артподготовки, призванной нейтрализовать окопы и заграждения противника, предусматривалось обязательное привлечение гаубичных батарей. Каждая должна была обработать 100–150 метров вражеских траншей, на что ей выделялось от 600 до 800 снарядов. Таким образом, на двухкилометровом фронте германской ударной дивизии, как правило, сосредоточивалось от 40 до 60 батарей, из которых не менее половины – гаубичные.

У русских подобной роскоши зачастую не было. В связи с переходом от маневренной войны к позиционной функции нашей артиллерии усложнились и стали более разнообразными. Указываемая «Наставлением по борьбе с укрепленными позициями» (1916–1917) группировка артиллерии подразделялась на батареи разрушения главных и второстепенных элементов, заграждений и контрбатарейные группы. Специализация диктовалась условиями позиционной войны, но нехватка орудий определила иное распределение ее мощностей.

Русская батарея на позиции. Фото: ytimg.com

Лежавшая в основе операций по прорыву обороны противника необходимость разрушения его проволочных заграждений заставляла направлять большую часть батарей на обстрел с целью проделывания проходов. Недостаточность сил для поражения второстепенных и главных элементов неприятельской обороны – блиндажей, пулеметных гнезд, орудийных площадок – заставляла привлекать к решению этих задач подразделения, уже занятым другим. Скудость артиллерийских ресурсов – один из главных факторов наших тактических неудач в тот период. Она заставляла при проведении активных операций прибегать к совмещению задач, поставленных перед артиллерией, а следовательно, и к последовательному их выполнению. Тогда как для наступления требовалось как раз обратное, а именно: одновременное и мощное введение в дело всех огневых средств.

Разрушение проволочных заграждений относилось к обязанности артиллерии ближнего боя и должно было дополняться усилиями пехоты, снабженной для этого ножницами. Но в русской армии проделывание проходов ложилось почти исключительно на легкую полевую артиллерию. Орудия ближнего боя в достаточном количестве отсутствовали, а пехота почти не имела ножниц.

Это обстоятельство вызвало разделение процесса артподготовки на две фазы: проделывание проходов в заграждениях и разрушение окопов с целью подавления огневого сопротивления противника. Сложность решения первой задачи, особенно при многополосных системах заграждений, отнимала пять-шесть часов. При поздно начинавшейся артиллерийской подготовке на вторую фазу приходилось менее часа, и на атаку, тем более на развитие наступления не оставалось светлого времени. Командование стало форсировать события и, стремясь ускорить атаку, не считалось со степенью ее подготовки. История знает много примеров неосмотрительной торопливости, когда при незаконченной задаче по проделыванию проходов в заграждениях противника артиллерию внезапно предупреждали о предстоящей через 15–20 минут атаке пехоты и просили поторопиться. В итоге артподготовка превращалась в поверхностный обстрел окопов, а это почти неминуемо влекло за собой неудачу наступления.

Разрушение заграждений и окопов требовало значительного расхода снарядов. А противник без труда выявлял направления удара атакующих пехотных частей да еще мог нарастить мощь своих заграждений на участках проделывания проходов.

Таким образом, русская артподготовка по двухзвенной схеме не представляла особой опасности для противника. Тогда как многочисленность немецкой артиллерии, особенно тяжелой, всегда приводила к одновременному разрушению как окопов, так и заграждений.