На западном рынке без перемен

Как спустя 25 лет после распада СССР новая Россия оказалась в серьезнейшем экономическом кризисе? Почему тучные годы высокой цены на нефть не изменили структуру нашей экономики и какие последствии это может иметь для нашего ОПК? Об этом размышляли участники Х международного форума по вопросам безопасности, состоявшегося в Общественной палате РФ.

“ Планирование финансово-экономической войны на всех фронтах – товарных, валютных, фондовых – осуществляет структура, подконтрольная Генеральному штабу НОАК ”

Вспомним вначале, что мировой кризис 2008–2009 годов был вызван прежде всего системным сбоем в механизме глобального финансового регулирования. Навязанная в том числе и России политика максимальной открытости внутренних рынков без должного контроля над ними стала одной из причин быстрого и разрушительного распространения кризиса. Либерализация финансовой системы привела к беспрецедентному росту международных потоков капитала, рискованных активов и долговых обязательств. Другим фактором кризиса стала непоследовательная макроэкономическая политика многих стран, которые покрывали бюджетный дефицит за счет активного привлечения заемных средств под будущее увеличение ВВП, чего, как видим, не произошло.

Риски мировой финансовой системы были характерны и для России. Они, безусловно, создавали угрозу экономической безопасности страны. Антикризисные меры, которые начали приниматься с 2008 года международным сообществом, должны были бы смягчить ситуацию, однако на практике этого не случилось. Скорее можно говорить о том, что произошла трансформация внешних угроз. Повышение контроля над финансовыми рынками и институтами сопровождалось введением правил, препятствующих защите наших национальных интересов.

Порочные рейтинги

Страны Запада фактически монополизировали – в своих, разумеется, интересах – разработку новых принципов международной финансовой архитектуры. Ее ключевыми институтами под эгидой G20 стали Международный валютный фонд, Организация экономического сотрудничества и развития, Банк международных расчетов и Совет по финансовой стабильности, где влияние незападных стран крайне ограниченно. В созданных в последнее время Трансатлантическом и Тихоокеанском партнерствах России вообще не нашлось места.

Коллаж Андрея Седых

Попытки равноправного участия, которые первоначально предпринимались развивающимися странами и Россией при выработке решений «Группы 20», прежде всего по реформе МВФ, были блокированы. Не удалось добиться существенных успехов и по другим основным направлениям.

«Усиление регулирования финансовых институтов привело к более широкому использованию так называемой теневой банковской системы, – говорит руководитель сектора экономики зарубежных стран Российского института стратегических исследований Сергей Каратаев. – В то же время возможности банковских систем развивающихся рынков, в том числе России, были существенно ограничены новыми требованиями капитала. Однако данная проблема не привлекла внимание международных финансовых институтов».

Меры по борьбе с офшорами, проводимые под эгидой Организации экономического сотрудничества и развития, в значительной степени представляют собой распространение нормы регулирования Евросоюза на остальные страны с целью получения максимально широкой информации об их компаниях и гражданах. При этом данные в отношении российских юридических и физических лиц могут быть в дальнейшем использованы против нашей страны. В прошлом году «Газпром» уже заявлял о необоснованных требованиях Великобритании.

Кроме того, такие важные для России и других развивающихся рынков вопросы, как создание действенных механизмов возврата незаконно выведенных капиталов или введение ответственности западных или офшорных финансовых институтов за оказание помощи в сокрытии налоговых сведений, остаются за скобками принимаемых соглашений.

На международном рейтинговом рынке три крупнейших агентства США работают вне достойной конкуренции и, стало быть, могут формировать общественное мнение по своему усмотрению. Результат – политически мотивированные решения.

Похожая ситуация с изменением правил урегулирования суверенной задолженности перед МВФ. Главная цель проводимой реформы – повысить значимость самого фонда как своего рода кризисного менеджера, имеющего право определять условия реструктуризации. На практике требования по списанию задолженности перед частными кредиторами как условие нового финансирования уже можно было наблюдать по ситуации в Греции, а теперь на Украине.

Дополнительные риски развивающимся рынкам приносят проводимая западными странами политика количественных смягчений и низких процентных ставок, которые усиливают трансграничное движение капитала, делают его более подверженным воздействию негативных факторов, зачастую не зависящих от страны-реципиента. Однако данный вопрос так и не был включен в глобальную повестку для обсуждения на самом высоком уровне.

Альтернативные деньги

Каким же образом Россия может уменьшить риски, появляющиеся в результате введения новых глобальных правил? Наиболее действенный инструмент – усиление сотрудничества в группе БРИКС, все участники которой являются членами G20. Основой для совместной работы становится ноябрьское решение глав наших стран о разработке совместного подхода к вопросам, стоящим в повестке дня саммита «Большой двадцатки», в том числе по реформированию международной финансовой системы.

Крайне важным шагом видится повышение качества взаимодействия экспертного сообщества БРИКС. Ведь именно отсутствие научно обоснованной, согласованной аргументации определяло слабость позиции наших стран. В результате взгляды международного сообщества на перспективы той же реформы МВФ формировались на основе исследований, проведенных штатными сотрудниками самого фонда. Альтернатива не предлагалась.

Настоящим вызовом для наших стран могут стать предстоящие изменения в МВФ. В 2016 году пройдут выборы директора-распорядителя. Для преодоления существующего вакуума предложений видится необходимым срочное создание аналитического подразделения под эгидой нового Банка развития, поскольку это единственный в БРИКС институт данного профиля. Он будет ответственен за определение долгосрочной повестки, в том числе по вопросам финансовой архитектуры.

Получается, что мы очень уязвимы и зависимы от политики МВФ. Но как от этого избавиться и как быть с популярной идеей монетизации нашей экономики, которую продвигает академик Сергей Глазьев? Есть ли вообще у России возможность проводить независимую финансовую политику? Наконец, насколько правильно то, что делается на евразийских направлениях – интеграционные попытки создания новой валютной системы с Китаем по линии ШОС или аналогичные проекты в Евроазиатском экономическом союзе?

Как считают эксперты, с одной стороны, мы понимаем, что необходимо финансировать экономику, без этого невозможно решить вопросы ни импортозамещения, ни развития каких-то экспортных производств. С другой – больной вопрос экономного расходования средств, которые будут выделяться.

«Без жесткого контроля над финансовыми потоками предложения Глазьева лучше не реализовывать, потому что деньги пойдут, к сожалению, туда же, куда всегда, – считает Каратаев. – Что касается БРИКС, то это не региональная организация, а в большей степени как бы клуб по интересам, в котором нередки разные мнения».

А ведь можно было бы выступать с альтернативными точками зрения, привлекательными для других стран, входящих в «Двадцатку», например Аргентины, которая в вопросах финансовой сферы должна быть на нашей стороне.

Нет пока у нас долгосрочного видения и того, что же мы хотим в результате реформы МВФ. Есть тактика, нет стратегии. А разработать ее возможно только при поддержке крупнейших стран.

Или идея построить биполярный валютный мир – очередная химера? Может, все-таки стоит сделать собственные денежные системы более автономными?

В России создано свое независимое рейтинговое агентство. Будем надеяться, оно станет успешным и не повторит судьбу предшественников. Развивается свое региональное рейтинговое агентство в Китае. Но эти два проекта пока никак не стыкуются (в отличие от американских).

Есть проекты создания таких агентств в Бразилии, Индии, ЮАР, которые также могли бы влиять на мировую конъюнктуру. Над этим надо работать. Надежды на то, что в результате реформы международной финансовой системы повысится надежность американских казначейских обязательств, нет. Последний отчет МВФ говорит о том, что пока реформы лишь купировали выявленные в 2008–2009 годах недостатки, но не сделали систему более устойчивой. Как этого добиться, никто не знает.

Еще один серьезный вопрос: зачем России сохранять членство в ВТО, если западные санкции не снимаются? Ведь мы, образно говоря, оказались у разбитого корыта. Система работы с внешними рынками фактически разрушена. Получил ли хотя бы устное порицание кто-нибудь из организаторов вступления в ВТО на кабальных условиях?

По некоторым данным, страна располагает активами, которые могли бы использоваться как инвестиционные кредиты. Официальные цифры на 1 января 2014 года, которые называл академик Аганбегян, – 54,7 триллиона рублей, что составляет 86 процентов валового внутреннего продукта. Но эти деньги лежат без движения. Единственное, что работает, – оборонно-промышленный комплекс. В 2015 году в оборонку было вложено 2 триллиона 250 миллиардов рублей, в 2016-м планируется около 3 триллионов.

Но чтобы начала полноценно функционировать вся промышленность, надо изменить национальную систему экономической безопасности и управления.

«Большинство развивающихся стран – за существование ВТО и участие в этой организации, потому что это дает хоть какие-то механизмы борьбы с дискриминацией на товарных рынках, – полагает Каратаев. – Бразилия, Индия, Китай прекрасно пользуются этими возможностями. Почему же не получается у России?».

ВТО, как любая система, которая регулирует внешние экономические связи, имеет две стороны – экспортную и импортную. В России во главу угла сейчас поставлена задача импортозамещения. Но находясь в ВТО, мы не можем использовать всю палитру инструментов для защиты внутреннего рынка.

Меж заклятыми друзьями

«Мы фактически живем в той международной финансовой архитектуре, которая сложена в 1944 году в американском Бреттон-Вудсе», – напоминает член совета Института ЕврАзЭС Валерий Муниров.

Главное отличие новой эпохи в том, что доминирующим капиталом вместо промышленного стал финансовый. Важнейшее следствие – смена основного способа ведения мировой войны. Постепенно место вооруженного противостояния заняли финансовые операции. Обычные боевые действия перешли из основных в разряд обеспечивающих. Как ни парадоксально на первый взгляд, именно эту функцию выполняют сражения на Украине и в Сирии. Они обеспечивают глобальные стратегические операции по переделу рынков.

Соответственно изменились основные театры военных действий. Раньше это было пространство: суша, море и воздух. Сегодня основные ТВД – валютный, фондовый и товарный рынки. Если продолжить аналогию, вместо стратегической ядерной триады (РВСН, подводные ракетоносцы, дальняя авиация) выступают ЦБ, ФТС и ФНС.

И все же переход от индустриального к финансово-индустриальному обществу лишь промежуточный. Уже видны контуры следующего доминирующего капитала, который можно назвать когнитивным. Его еще именуют человеческим, творческим и т. д. Следующий доминирующий тип противостояния, к чему уже надо готовиться, – это война смыслов. ТВД – сознание человека.

Холодная война, которая началась почти сразу после окончания Второй мировой, по факту являлась преимущественно финансово-экономической. СССР проиграл не в гонке вооружений (советские ВВТ до сих пор в боевом строю). Мы уступили гонку экономик по трем направлениям: освоение новых технологий, снижение общих затрат и себестоимости, выпуск качественных потребительских товаров.

Теракты 2001 года в Нью-Йорке можно назвать датой начала новой финансово-экономической войны. Теперь основным противником США вместо СССР стал Китай. Он догнал экономику США по уровню ВВП, а по некоторым данным уже и обогнал, если считать по паритету покупательной способности. Но надо иметь в виду, что обе державы в силу взаимосвязанности экономик не заинтересованы в обрушении конкурента. Поэтому не будет ни скорого краха доллара, ни ослабления Китая.

Вашингтон и Пекин – «заклятые друзья», но сговора между ними, чего многие сейчас опасаются, не будет. Пакт Молотова – Риббентропа возможен, они действительно делят рынки, но в долгосрочной перспективе его нарушит либо та, либо другая сторона. И все-таки разрыв не повлечет уничтожения противника. Если бы китайцы хотели, давно бы обрушили доллар: у них зарезервировано порядка трех триллионов в американской валюте.

По мнению депутата Государственной думы Юрия Нагерняка, доллар не обеспечен с точки зрения старых подходов, то есть золотом. Соединенные Штаты достаточно эффективно построили свою финансовую систему. Ее смысл в том, что доллар обеспечен проектным образом. Некоторым экспертам кажется, что США только и делают, что запускают печатный станок. На самом деле система достаточно сбалансирована и грамотно выстроена. Американцы потому и сидят на вершине этой пирамиды. Да, предъявление трех триллионов долларов нанесет значительный ущерб экономике США, но ни одна страна сама по себе обрушить существующую систему не может, даже располагая этими триллионами.

Наша экономика – песчинка в сравнении с американской и китайской. В советское время ВВП КНР составлял одну пятую от ВВП СССР. Сейчас наш ВВП составляет менее одной пятой от китайского. Это с учетом всех наших сырьевых ресурсов. ВВП, очищенный от углеводородов, настолько мал, что сравнивать смешно. Поэтому нам остается лавировать между двумя гигантами. Может, это единственный путь к возрождению экономического потенциала страны.

На примере двух основных игроков стоит посмотреть, как готовятся финансово-экономические войны. На Западе (пусть не удивляются доморощенные рыночники) есть оперативные центры планирования. Что-то вроде ГОУ Генштаба. Они находятся под управлением транснациональных корпораций. Один из таких центров – инвестиционная компания The Vanguard Group, активы – порядка трех триллионов долларов. Концептуальные центры, трехсторонние комиссии ставят задачу, а оперативное управление осуществляется на национальном уровне. Система управления на Западе не публичная, скрыта за ширмой.

На Востоке наоборот. Например, в Китае планирование финансово-экономической войны на всех фронтах – товарных, валютных, фондовых осуществляет структура, подконтрольная Генеральному штабу НОАК под общим управлением заместителя НГШ. Планируют операции не Министерство торговли, Минфин или Народный банк, а военные специалисты, которые прошли соответствующее обучение в Академии Генерального штаба. Затем эти планы стратегических операций утверждаются Военным советом ЦК КПК, а уже оттуда в виде директив передаются Народному банку, министерствам, ведомствам и так далее. Китаеведы знают, что Военный совет ЦК КПК – ключевой стратегический орган в системе власти Китая, поскольку председатель КНР, не обладая должностью предвоенсовета, фактически не имеет полной власти. Дэн Сяопин, уйдя с поста председателя КНР, еще несколько лет оставался председателем Военного совета, фактически сохраняя бразды правления и обеспечивая преемственность.

В России с Военным советом ЦК КПК по некоторым функциям пересекается Совет безопасности. А в нашей истории был такой орган как Государственный Комитет Обороны СССР. Хотя сравнивать напрямую нельзя, в войну функции были гораздо шире да и полномочий больше.

Что следует из вышесказанного?

Признать, что финансово-экономическое противоборство является современным типом войны, а не просто конкуренцией или спором хозяйствующих субъектов. Зафиксировать это в Военной доктрине.

Поручить планирование финансово-экономической войны структурам, обладающим стратегическим мышлением и подотчетным Совету безопасности России.

Обеспечить взаимодействие Евразийского экономического союза в стратегическом планировании финансово-экономической войны.

Источник: http://vpk-news.ru