РАКЕТНЫЕ ХРОНИКИ ИНЖЕНЕРА МИХАЙЛОВА

Полковник_Баранец



Ну вот, наконец-то спецы по охране тайн в печати и других СМИ дали мне добро на разглашение тайн о судьбе Настоящего Человека (Саша, прости меня за задержку).

А теперь - небольшое предисловие.
Это воспоминания человека, который более 30 лет испытывал и доводил до ума самое грозное наше оружие – подвижные ракетные комплексы стратегического назначения. Он не расстался с любимой работой даже после того, как лишился обеих ног. И до сих пор остается в строю. По телефону он частенько слышит знакомые голоса ракетчиков-стратегов: «Николаич, помоги». Но инженер Александр Михайлов не считает себя незаменимым, над его головой не витает нимб выдающегося конструктора. Он просто выдающийся Человек. И в то же время - обыкновенный пахарь-технарь, чернорабочий оборонки, чья скромная «заклепка» есть в нашем российском ракетном щите. Всего лишь один из тысяч тех, кто вволю наглотался ракетной гари и полигонного песка. Чьи руки помнят наши легендарные «Пионеры» и «Тополя», современнейшие «Тополь М» и «ЯРСы». В его судьбу глубоко впрессована история многих наших ракет. И наоборот. В неказистых и добродушных хрониках его жизни — отражение времени и души настоящего человека, по-своему повторившего подвиг легендарного Алексея Маресьева.
Виктор БАРАНЕЦ, военный обозреватель «КП».

ЛИЧНОЕ ДЕЛО

Михайлов Александр Николаевич. Родился 26 марта 1953 года в селе Пески Воронежской области. В 1970 году окончил школу и поступил в Волгоградский политехнический институт по специальности "Механическое оборудование автоматических установок". После окончания института в 1977 году работал на оборонном заводе "Баррикады" (Волгоград) в должности инженера-конструктора. Участвовал в испытаниях ракетных комплексов «Пионер», «Горн», «Тополь» и постановке их на боевое дежурство в местах дислокации. Был членом Госкомиссии по учебно-боевым пускам ракет. С 1988-го — ведущий инженер-конструктор и руководитель группы технической помощи при дивизии Ракетных войск стратегического назначения (Тейково, Ивановская обл.). В 2002 году после 16 сложнейших операций ("сухая" гангрена) лишился обеих ног. Но после реабилитации не расстался с РВСН. С января 2007 года продолжил работу ведущим инженером-конструктором, в качестве консультанта от ОАО "ЦКБ "Титан" (разработка различных технических решений, консультации по вводу техники комплексов "Тополь-М" и "ЯРС", проверка обоснованности рекламационных претензий, обучение молодых специалистов) при этой же ракетной дивизии.

ГЛАВА 1

КАПУСТИН ЯР
Сам собой напрашивается вопрос: с чего начиналась моя работа с ракетами? Отвечаю. 6 августа 1978 года я в качестве инженера-конструктора конструкторского бюро «Сдачи и ввода техники» первый раз прибыл в командировку на полигон Капустин Яр, созданный, кстати, по инициативе Сергея Павловича Королева в 1946 году. Это 650 кв. км. голой Астраханской степи. Гигантский испытательный цех ракет различного назначения: испытания новых ракетных систем, пуски по программе «Интеркосмос», боевые стрельбы оперативно-тактических ракет, ПВО, передача техники войскам...
Когда строили полигон, строительным площадкам присваивали номера пл. №2, пл. №4, пл.№70 и т. д.. Позже на этих площадках стали дислоцироваться войсковые части. В силу традиции и для соблюдения режима секретности эти номера объектов остались. Для каждой площадки в пропуск ставился свой значок. И если ты имел право пройти на вторую площадку, то это не значило, что тебя пропустят на четвертую. Значения значков мы не знали, тем более каждые полгода значки меняли. Жилой городок, где жили офицеры с семьями и специалисты, называли «десяткой», хотя официальное название было Знаменск.
Помню, у меня в день первого приезда на полигон Капустин Яр мелькнула мысль: «Да, «символично». В день применения ядерного оружия американцами против японцев (6 августа 1945 года - бомбардировка Хиросимы) я начинаю участвовать в испытаниях и передаче нашим войскам средств доставки этого самого ядерного оружия»...
В бюро пропусков проверили у меня документы, дали подписать бумаги о неразглашении тайны, об обязанности не провозить на территорию объекта фото и записывающую аппаратуру, и даже радиоприемники. Получил пропуск с кучей штампов и поехал на попутке на вторую площадку. Что делать, здесь был такой порядок: утром транспортом (автобусы, поезд) служащих развозили по площадкам, а вечером этим же транспортом привозили на «десятку». Рейсовых автобусов не было, а «в такси не содят». Но здесь действовало правило Севера: если человек «семафорит», на пальцах показывая номер площадки, то его всегда подвезут, если по пути.
Что такое «вторая площадка» в те годы? Это жилой городок. Десяток обшарпанных двухэтажных домов сталинского проекта, называемых гостиницей, а рядом - за высоким забором с колючей проволокой - казармы и сооружения для спецработ.
В этих гостиницах проживали командированные - испытатели Центрального конструкторского бюро и специалисты нашего завода «Баррикады», конструкторы Московского института теплотехники (МИТ) и специалисты других предприятий и конструкторских бюро военно-промышленного комплекса.
На момент моего приезда конструкторское бюро «Сдачи и ввода техники» занималось на второй и двадцать восьмой площадках передачей войсковым частям ракетного комплекса «Пионер». Это действительно целый комплекс машин с аппаратурой, обеспечивающей связь, боевое управление (получение и выдача боевых приказов), электроснабжение, охрану и даже комфортный отдых во время дежурства в полевых условиях.
Главной составляющей этого комплекса были ракетоносец, он назывался «агрегат У106», и закрепленная на его стреле ракета в контейнере. Агрегат мы, и в войсках, между собой называли «автомат Калашникова стратегического назначения» за простоту и надежность эксплуатации. Агрегат У106 (или в просторечии - пусковая) представлял собой шестиосное шасси, где была установлена стрела, на которой крепили контейнер с ракетой. На нем так же были установлены автономный источник питания и бункера с аппаратурой, которая обеспечивала постоянную готовность ракеты к пуску и собственно пуск.

ПЕРВОЕ ИСПЫТАНИЕ

И вот я нашел своего технического руководителя - Захаровского Виктора Александровича, и доложил о своем прибытии. Первым делом он достал свою записную книжку и записал, где я остановился. А потом спросил:
– Куришь?
- Курю.
Поставил минус.
- «Пулю» пишешь?
- Пишу.
Поставил плюс.
- Спирт пил?
- Нет.
- Научим! В 21.00. поедешь со мной на перегрузку.
ПЕРЕГРУЗКА
Вот те нате, думаю, только прибыл - и в полымя. Надо, сказать, этот вид работ, - перегрузка ракеты или ее так называемого габаритно-весового макета - один из самых аварийно-опасных видов работ. Агрегаты У106 доставляли на полигон железной дорогой из Волгограда, а ракеты в контейнерах из Воткинска и надо было ракету в контейнере, которая была длиной почти 20 метров, весом 43 тонны переместить на агрегат. Кран в таких условиях применить было нельзя. Представляете, какой был бы кран, а задача стояла, что бы эти работы можно было проводить и в помещении, и просто в лесу - в полевом районе. И такую задачу Центральное конструкторское бюро при ПО «Баррикады» очень элегантно решило, создав транспортно-перегрузочную телегу Т140. Тележку, на которой была электролебедка с тросами, подкатывали к вагону, устанавливали на контейнер блоки, на которые заводили троса и с помощью лебедки перетаскивали ракету на тележку. Потом подъезжал к телеге агрегат и производили перетаскивание контейнера с ракетой на агрегат. Теорию я знал, а практики - никакой.
Такие работы проводились ночью из-за режима секретности. И вот мы с моим шефом, Виктором Александровичем, приезжаем на 28 площадку и заходим в сооружение, где должны выполняться работы по перемещению ракеты с телеги Т140 на пусковую У106.
- Ну, молодой, давай дерзай. Покажи свои познания.
Познакомил меня с офицерами, которые будут проводить работы, а потом - брык почивать на кучу брезента в дальнем углу сооружения.
Я с видом старого ракетного волка обошел телегу с закрепленным контейнером с ракетой. Стараясь не показать своего любопытства (до этого телегу и ракету я видел только на рисунках конструкторской документации), все осмотрел. И тут с ревом (двигатель 600 л.с.) и в клубах выхлопных газов въезжает в сооружение ракетоносец. Махина почти в 20 м. длиной, на колесах, диаметром 1650 мм. А я ростом метр семьдесят. Чувствовалась грозная мощность машины. И начались работы.
Забегал расчет перегрузки, пошли доклады о выполненных операциях. Мы с начальником расчета проверяли выполнение команд и расписывались в журнале за каждую выполненную операцию. Когда все предварительные операции закончились, мы с начальником расчета еще раз обошли агрегат и телегу. Проверили готовность к перемещению контейнера на пусковую и начальник расчета, подойдя к пульту управления, подав команду «Все от агрегата! Начать перегрузку!», нажал на кнопку пуск. Контейнер с ракетой дернулся и начал медленно перемещаться на стрелу агрегата. Раздался металлический скрежет метала о метал. Лебедка натужно визжит, агрегат трясет от воздействия нагрузки и скрипит. Ну, думаю, Шурик вот и пришел конец твоей профессиональной деятельности. Сейчас что-нибудь сломается и тебя в лучшем случае выгонят с работы, а возможно и посадят, вдруг что-то упустил при проверке. Весь кошмар длился около часа. Когда агрегат с ракетой величественно выехал из сооружения, я заваливаюсь на ту же кучу брезента, где храпака давит мой шеф, и отрубаюсь.
ПАУК И ВОДКА
В 6 утра меня будит шеф, чтобы идти на перекресток дорог ловить попутку, потому что автобус будет не раньше 9.00. Поворачиваюсь с бока на спину и вижу под левым боком огромного паука (около 7 см) сероземлянистого цвета. На мой немой вопрос, шеф поясняет. Да это фаланга, тварь почти безвредная. Ну, тяпнет, появиться отек, температура под 40, но через пару недель госпиталя ты уже огурец. Успокоил. От сооружения, где проводились работы, до перекрестка - пара километров. Идем, шеф тарахтит, расспрашивает, как мне процесс перегрузки. Отвечаю односложно, вспоминая свою позу «Стоять насмерть» при перегрузке, в ожидании расстрела на месте. Фалангу, тварь почти безвредную, пригревшуюся под моим боком. И от этих воспоминаний или от новой воды, у меня усиленно закрутило в животе. Уже подходя к КПП на перекрестке, я сказал об этом шефу и как назло – степь, ровная, как стол, и ни одного кустика. Рядом шел с дежурства старший лейтенант Володя Евстратов. Виктор Александрович, спросил у старлея, есть ли у него спирт. Тот без разговора отстегнул фляжку от ремня, зашли в КПП. Шеф взял у солдат алюминиевую кружку, налил граммов сто спирта, дал кусочек сахара и приказал:
- Пей. Технология такая. Сделаешь полный выдох, выпьешь спирт и, не вдыхая воздух, закусишь кусочком сахара.
Я как Петруха из «Белого солнца пустыни» жалобно проблеял:
- Я ж не пью!!!
На что шеф мне ответил:
- Пей, зараза. Мне в экспедиции засранцы не нужны.
И как гранату Ф-1, с выдернутой чекой, вложил мне в руку кружку со спиртом. Я, с мысленным криком «Прощай, Родина», глубоко выдохнул и опрокинул кружку. Кашляя и чертыхаясь, быстренько разжевал кусочек сахара, а тут и попутка подошла. Через 10 минут стало тепло (хотя солнце «Капусты» и начало припекать, но это было особое тепло – тепло безмятежности.) И все люди стали братьями. А еще через 10 минут я был в кровати своего номера в гостинице на двойке («двойка» - вторая площадка).
Так прошли мои первые полигонные сутки. Можно сказать, принял боевое крещение, в полном смысле этого слова. Тут были и фронтовые 100 гр., и почти танковая атака, вспоминая грохот и рев приближающейся пусковой установки к телеге, и биологическое оружие в лице (если эту паучью морду можно назвать лицом) фаланги.
ДЕМБЕЛЬСКИЙ АККОРД
Ну и что бы закончить тему перегрузки. В мае 1979 года произошел такой случай. Успешно перетащили ракету с агрегата на телегу. Расчет перегрузки бегает, убирая тросы на лебедке. Укладывает инструменты на штатное место. Командует расчетом дембельский сержант по фамилии Евтушенко. Молоденький солдатик подает Евтушенко руками железяку с телеги, но не удерживает ее и железяка мимо рук Евтушенко ударяет его в лоб. Я и капитан Журавлев подбегаем к упавшему Евтушенко. Он лежит с закрытыми глазами, из рассеченной раны на лбу течет кровь. Капитан любовно бьет его по щекам и как мантру орет: «Евтушенко ты живой? Евтушенко ты живой?. Тот открывает помутневшие глаза, потом взгляд становиться осмысленным, и первые его слова: «Дембель в опасности». Слава Богу, Евтушенко отделался легким сотрясением мозга и рассеченной кожей на лбу.

ВЫБОР МЕСТА

Мой выбор конструкторского бюро «Сдачи и ввода техники» определялся как финансовым, так и творческим интересом. Стандартный оклад молодого инженера в то время был 115 рублей в месяц. Плюс квартальная премия в размере оклада. Мне положили (учитывая, что я молодой папаша) 130 рэ. Плюс суточные - 90 рублей в месяц командировочных, плюс 40% надбавки к окладу за время командировки. Итого - почти 330 рублей в месяц. Очень даже неплохо для молодого специалиста в 70-е годы. К тому же, находясь в командировке в «Капусте», мы в пятницу выезжали домой в Волгоград (всего-то 120 км), так сказать на побывку. В понедельник приезжали на полигон и работы продолжались.
Творческий аспект моей работы заключался в следующем. На ПО «Баррикады» после сборки ракетоносца, проводились его испытания в различных режимах эксплуатации и даже выгоняли на заводской полигон для пробега. Потом загоняли под дождевальную установку и несколько часов поливали водой. Потом опять проверки. И только после устранения всех отказов и неполадок, загоняли на железнодорожную платформу для отправки на полигон. Но даже после таких проверок на заводе, при передаче ракетоносца войсковой части на полигоне агрегат проходил еще комплекс проверок и испытаний. Иногда в ходе проверок обнаруживались некоторые неполадки. Вот здесь и наступал творческий этап. Ведь отказы все были нестандартные, каждый раз агрегат «взбрыкивал» по-своему. А еще на тебя давят плановые сроки работ по передаче техники. Приходилось вникать в каждую мелочь, досконально изучать не только работу своих систем и агрегатов, но и систем, изготовленных другими предприятиями. В особо сложных ситуациях звали на помощь специалистов из центрального конструкторского бюро при ПО «Баррикады». Бригада состояла из 2-3 инженеров-конструкторов I категории, 4-5 инженеров-конструкторов II категории, 3-4 инженеров-конструкторов III категории и одного-двух молодых инженеров. К тому же было 6 слесарей – монтажников и электромонтажников, и два водителя–испытателя. Каждого молодого специалиста на год закрепляют за более опытным коллегой. И молодой специалист, как хвостик, за ним следует на все виды работ. Я был закреплен за инженером-конструктором II категории Белинским Андреем Генриховичем. Месяца через три при каждом сбое или отказе он меня спрашивал об алгоритме поиска неисправности. Указывал мне на что нужно обратить особое внимание и где проявить осторожность. Тем самым создавалась преемственность в работе, и накопленный опыт не пропадал всуе. Мы даже жили в гостинице в одном номере, так что обучение проходило круглосуточно.

Через полгода я был направлен в аттестационную комиссию на присвоение мне звания инженера – конструктора III категории и допуска к самостоятельной работе. Впоследствии Виктор Александрович, будучи техническим руководителем на полигоне, меня закрепил за собой и таскал на совещания, планерки, разборы полетов, доклады и т. д. А вечером в его люксовском номере он мне втолковывал как вести техническую политику, что можно подписывать, а что нет. Я и не догадывался, что вот так исподволь, меня готовили к должности технического руководителя по сдачи техники войсковым частям от ПО «Баррикады».

ПОВЫШЕНИЕ

Итак, я стал официальным техруком от ПО «Баррикады». На период исполнения этих обязанностей на полигоне мне положили оклад 180 руб. Закрепили за мной черную Волгу ГАЗ-24. Внутренне я сначала струхнул. Ведь мне было всего-то 26 лет, и стаж работы - около двух лет. А в подчинении мужики с первой и второй категориями. Плюс - ответственность за работу и принятие технических решений. И не всегда получишь совет от руководства. Ведь работы проводились на 28 площадке, а штаб был за 25 км - на 2 площадке. И не всегда было время смотаться на 2 площадку, чтобы получить соответствующие инструкции от руководства. Но молодость тем и отличается от зрелости своей рисковой бесшабашностью. И все же технические решения чаще всего были правильные. Хорошие учителя были. С назначением на должность техрука, меня ввели в состав Госкомиссии по учебно-боевым пускам. Каждый полк, получивший в эксплуатацию ракетный комплекс, проводил один пуск в район озера Балхаш. Пришлось сфотографироваться для нового пропуска и сменить свою роспись по просьбе особистов полигона. До этого мой росчерк заканчивался загогулиной, перечеркивающей начальную букву. Получалась из буквы Л буква А. Я у особистов спросил, - а чем не нравилась вам моя прежняя роспись?
Они ответили:
- Понимаете, если по вашей вине произойдет неудачный пуск, вы можете сказать, что под актом вы свою роспись зачеркнули.
Пришлось убрать загогулину...

СТРАЖИ ГОСТАЙНЫ

Про особистов полигона - отдельный разговор. Все дежурные в гостиницах были стукачами. Регулярно докладывали, кто приходил в гости, что делал, во сколько прибыл в номер, в каком состоянии и т.д.
Возглавлял особый отдел полигона полковник Гаркуша. Ревностный защитник традиций, установленных еще Сергеем Павловичем Королевым. Одним из требований было отсутствие женщин при старте ракет.
Как-то раз на пуск из Москвы (из Академии наук СССР) приехала женщина, для каких расчетных проверок. Перед пуском все начальство находилось в смотровом павильоне за 6 км от места старта. Туда же прибыл и полковник Гаркуша. Увидев женщину, он, не обращая на возражения генералов, галантно взял ее под локоток. Посадил в свою машину и сказал водителю открытым текстом:
- Вези эту б… в ее гостиницу, и что бы ее духа здесь не было!
Иногда особисты проводили очень элегантные операции.
В 1981 году с площадки «четверка старая» должны были запускать индийский спутник по линии Интеркосмоса. В делегации индусов заявили, что хотели бы установить свою аппаратуру на телеметрической вышке. Отказать вроде нельзя. Могут расценить, как недружественную акцию на фоне дружественных отношений Индиры Ганди и дорого Леонида Ильича. И допускать нельзя. Особисты боялись, что индусы установят «жучки» и будут снимать информацию со всего полигона. Тогда им сказали: ребята, вы находитесь на территории СССР и должны подчиняться нашим законам, в том числе и КЗоТу. А, мол, работы, связанные с высотой более 3 метров, считаются высотными и потому, если индусы хотят залезть на телеметрическую вышку, то они должны пройти медкомиссию.
Ребята из Индии, конечно, сказали «Ес!», все были уверены в успешном прохождении комиссии. Но другого мнения были врачи. И всех... не допустили, «по состоянию здоровья»...


ХИТРЫЙ ВОЕНПРЕД

При сдаче боевой техники всегда на объект командировался один из опытнейших представителей заказчика, военной приемки Минобороны — ВП МО. (Их до сих пор называют военпредами). И по установившейся традиции, он поселялся с техруком. Благо мест хватало. Гостиничный номер техрука представлял собой огромный холл, где стоял холодильник. Комната отдыха площадью 24 кв.м., с телевизором, электросамоваром и всегда наполненной кусковым сахаром сахарницей. Далее - отдельный кабинет в 16 квадратов, и смежная с ним спальня. Заказчик жил в кабинете. И вот прибывает старый вояка, майор (Ф.И.О. не указываю, так как с ВП МО мне еще работать ). Вечером смотрим с военпредом по телевизору хоккей - чемпионата мира. И вдруг он говорит мне, делая ударение на «о»:
- Александр Николаевич, а я завтра, наверное, остановлю работы по сдаче техники.
Я аж подскочил в кресле:
- А на каком основании, мы что, - где-то нарушили инструкции или технологический процесс?
- Да, нет. С технологиями и инструкциями все нормально. Но ты человек гражданский, а я человек военный, и так, как я нахожусь почти в боевых условиях мне положены наркомовские.
- Да не каких проблем.
Вышел в холл, достал из сейфа фляжку со спиртом, захожу в комнату
- Сколько наливать в стакан?
- А ты че, краев не видишь?
Махнул 200 граммовый стакан спирта, зажевал кусочком сахара, и продолжаем смотреть хоккей. Я тогда понял, вспомнив свое крещение, почему в сахарницу закладывают кусковой сахар. К концу третьего периода майор опять подал голос:
- Александр Николаевич, а я завтра все-таки остановлю работы по сдаче техники.
- Так я ж тебе выдал наркомовскую норму.
- Ты мне выдал 17 марта, а сейчас уже 10 минут первого 18 марта. Другой день.
Ну, что ж, логично. За смекалку пришлось повторить процедуру. На другой день майор гладко выбрит, свеж, как огурчик и никаких следов наркомовских. Вот что значит старая ракетная гвардия.
И вот однажды выходим мы с этим майором с заседания Госкомиссии по подготовке пуска. Вместе с нами выходит генерал-майор Царенко Степан Арсеньевич, главный инженер полигона. А мой майор, оказывается, в одном взводе с Царенко учился и даже кровати рядом стояли. Только один стал генерал-майором, а другой только майором. Идут впереди меня два немолодых вояки и так по-стариковски переговариваются:
- Майор, а ты что не знал, что на заседание Госкомиссии надо присутствовать в военной форме?
- Да, знаю, генерал, только 12 лет в майорах ходить – стыдно и форму одевать.
Я выпал в осадок, а генерал только хмыкнул.
БУДНИ
Вот так и работали. Доставка техники на полигон. Ее автономные проверки с учебно-тренировочной ракетой (УТР) совместно с офицерами 28 площадки, ожидание полка из учебного центра. Сдача на комплектность, загрузка боевой ракеты и проведение комплексных испытаний. При возникновении проблем, неисправностей оперативно устранить перед отправкой полка на пункт постоянной дислокации (ППД), произвести учебно-боевой пуск. И никакого героизма, простая работа. Ведь сапер разминирующий мины, выполняет работу, которой его учили. И тоже не считает себя героем.
Первые три месяца командировки проходят безболезненно. Потом, заедает бытовая неустроенность (ведь живем в общаге под названием гостиница, на территории боевой части, пойти некуда. Досуг-преферанс, да телевизор в коридоре), серая степь кругом с постоянно дующими ветрами и пылевыми бурями. И постоянное напряжение по работе. Особенно с конца 1980 года, когда на «Першинги» в Европе, наше руководство ответило ракетами средней дальности, а именно «Пионерами». Работали круглосуточно, без выходных и праздников. За досрочную отправку полка начальство получало приличные премии из фонда министерства оборонной промышленности (МОП), а мы «пехота» благодарность по отделу, в лучшем случае с
ДВА ФОТО С РАЗНИЦЕЙ В 4 ГОДА. ЦВЕТНОЕ ЗА ГОД ДО ОКОНЧАНИЯ ИНСТИТУТА, ЧЕРНО-БЕЛОЕ ФОТО НА ПРОПУСК ЧЛЕНА ГОСКОМИССИИ ПО ПУСКАМ. «НА ВОЙНЕ МАЛЬЧИКИ БЫСТРО ВЗРОСЛЕЮТ»

занесением в трудовую книжку. Мой портрет даже висел у входа центральной проходной, как передовика объединения. Работа выматывала и психологически и физически. Обычно через 6 месяцев работы на полигоне, несколько недель работаешь в отделе. Наслаждаешься плодами цивилизации, размеренным режимом работы, семейным уютом. Потом в отпуск или командировка на другой объект для постановки на боевое дежурство «Пионеров» в местах их постоянной дислокации. Так я побывал с Запада на Восток: Лида, Слоним, Поставы, Сморгонь, Мозырь, Столбцы, Лебедин, Ромны, Глухов, Ахтырка, Юрья, Нижний Тагил, Пашино под Новосибирском, Советский Барнаульской области, Дровенная Читинской области . С Севера на Юг: Мирный (Плесецк), Знаменск, Державинск (Аркалык). В городах Минск, Киев, Харьков, Воронеж, Москва, Ленинград, Пермь, Уфа, Свердловск, Барнаул, Новосибирск, Чита. Причем на некоторых объектах приходилось бывать по несколько раз.
ПРИКАЗ КАПИТАНА ШИЯНА
Поставили полк «Пионеров» в боевую готовность в Сморгони, Белоруской ССР. После работ надо оформить документы. Обычно это занимает 3 дня. День приходим, второй все нормально. А каждый штабист знает, неизвестный гражданский на территории полка это для помощника начальника штаба (ПНШ) по режиму, что красная тряпка для быка. На второй день капитан Шиян построил роту охраны и приказал, с завтрашнего дня этих бл…ей гражданских (имея ввиду командировочных) на территорию полка не пускать. Приезжаем на другой день и видим, женщины, работающие в штабе, стоят в сторонке. Мы спрашиваем у караульного с азиатской внешностью, а что женщины в стороне стоят, а на работу не идут. На что Али баба с важным видом ответил:
- Капитана Шияна приказала – бл…ей гражданских не пускать.
Проверил у нас пропуска и пропустил. С тех пор по РВСН пошло гулять присказка «Капитана Шияна приказала»
БЫЧОК
Где-то в сентябре 1978 года сдавали технику полку Юрьянской дивизии. И за мной, как хвостик, на всех испытаниях пусковой У106 ходил начальник расчета этой пусковой Володя Платонов. Запомнился тем, что задолбал вопросами. «Саш, а как эта система работает, а как этот узел взаимодействует с тем узлом». Другие специалисты обычно отвечали – «читайте инструкцию». Я же польщенный таким вниманием старался все подробно объяснить. В общем познакомились. Через три года приезжает этот же полк за модернизированным комплексом «Пионер», П53, пусковые агрегаты У136. Более надежные агрегаты с лучшими характеристиками системы прицеливания. Гляжу, ребята за три года, кто стал капитаном, а кто и майором, только мой старый знакомый из старших лейтенантов, стал лейтенантом. Я к нему, в чем дело брат, за что понизили в звании и он поведал историю.
По Договору о сокращении стратегического вооружения у них взрывали шахты под ракеты. Взорвут, спутник американский пролетает, заснимет и америкосы сообщают, мол все о’кей или не достаточно разворотили шахту просим рвануть еще. И рвали. У жителей городка как хозяйственного мыла были и запалы и толовые шашки. Выехал Володя с другом на рыбалку. Там в начале, как сети поставить, решили пробу снять со спирта и так увлеклись, что ели поднялись на другой день. В это время проходил мимо дедок с соседнего хутора. Видит ребята «больные» и решил воспользоваться этим в своих интересах.
- Ребята помогите бычка завалить, а я уж вас полечу.
- Дед, зачем проблема, веди.

Идем с дедом к нему на двор и меж собой, мол, ты животину резал – нет и я нет. Так у нас же 200 граммовые шашки есть (приготовили для глушения рыбы) привяжем, голову оторвет, так туша цела. И пока Володя привязывал к рогу быка шашку, его друг хватанул уже стакан самогона и воодушевленный дозой влетел в сарай. Привязал вторую шашку и поджег шнур запальный. Бычара «Му», от искр запального шнура оборвал веревку и давай бегать по сараю с «противотанковой гранатой» меж рог. Ребята вмиг протрезвели или от копыт быка, или от 400граммов тола достанется. Только выскочили из сарая и тут как рванет. Ни сарая, ни бычка. Дед за голову схватился – ничего себе пригласил помощничков завалить бычка, а ребята выплатили деду ввиде компенсации 400 рублей и стало у них на погонах на одну звездочку меньше. Может сценарист фильма «72 метра» слышал об этой истории, правда финал другой – корова жива и доится стала, но сюжетные лини похожи.
«ПИОНЕР»
Повторюсь, комплекс «Пионер» - это наилучшее детище Юрия Семеновича Соломонова, как генерального конструктора. Простой в эксплуатации и очень надежный. Приведу только два примера.
В 1979 мне довелось проверять пусковую установку У106 после воздействия ударной волны на полигоне «Шаган». Пусковая своим ходом заехала в сооружение. Без слез смотреть нельзя. Ее поставили к фронту ударной волны боком, на максимальное воздействие. Пуленепробиваемые стекла в 20 мм толщиной в кабинах командира и механика-водителя вылетели. Посрывало защитные кожухи, лестницы. Крышки бункеров аппаратуры деформировало во внутрь бункера. Кабины получили крен в 15 градусов . Проверки провели в полном объеме и даже провели имитацию пуска, все прошло по норме. Через дней десять мне показали перевод из журнала «Айвейшен уик энд технолжен», где говорилось, что комплекс SS-20 (так «супостаты» называли комплекс «Пионер») не только мало чувствителен к электромагнитному импульсу, но и малочувствителен к воздействию ударной волны. Оперативно америкосы сработали.
И в 1987 году по договору об уничтожению «Пионеров» в Читинской дивизии сделали 72 пуска (отстрелялись Читинская и Барнаульская ракетные дивизии) и все пуски прошли успешно. Пуски проводились по-дивизионно. При этом присутствовала делегация америкосов. Ребята рассказывали, после первого дивизиона они аплодировали, после второго жиденько похлопали, после третьего отвернулись. А все потому, что их 72 пуска «Першингов» на 40% прошли аварийно...
Мое «прощание» с «Пионером» прошло в ноябре-декабре 1984года под Ахтыркой (130км от Харькова). Первый полк ставили на Западной окраине Ахтырки в 15 км. Работы шли в сумасшедшей гонке. На ППД (пункт постоянной дислокации, т. е. место где пусковые с боевыми ракетами стояли в железных ангарах и в случае прихода команды на пуск крыша ангара раздвигалась и ракета улетала, согласно полетного задания), но площадка не была даже огорожена простой колючей проволокой, не говоря о всех штатных прибамбасах системы охраны.
Разместили нас в санатории Всесоюзного значения «Серебряный бор». Утром по грибной тропинке, пройдя всего метров 200, оказывались на ППД. В пору для подработки водить экскурсии, ведь «Пионер» был сверхсекретным изделием. Разгрузка агрегатов с ж/д платформ, их перегоны проводились только ночью, с учетом спутниковой обстановки. Бывало, ждешь, когда спутник пролетит, а в морозную ясную ночь четко видно, звездочка по небу передвигается. И когда она подходит к линии горизонта, даешь команду прогреть ходовые двигатели, приготовиться к маршу. Этому меня научили, когда работал на Кап Яровском полигоне. Тем самым экономилось минут 40. Первый Ахтырский полк мы поставили на БД без особых приключений, работали, правда, круглосуточно, вернее круглоночно. Только у 9-ой пусковой задний левый домкрат заклинило, требовалась замена. Ракетоносец с ракетой, занимая боевую готовность (БГ), поднимается на своих домкратах на высоту 80 см. Агрегат был в БГ, то есть, поднят, только опускаться на колеса не мог, что бы выйти на маршрут патрулирования. Как только закончили здесь работы, переехали на восточную окраину Ахтырки ставить второй полк в готовность. Представитель харьковского завода «Коммунар» решил дней на 5 съездить домой, повидать семью, а меня попросил проконтролировать автономные испытания СДУКа (система дистанционного управления и контроля) на агрегате боевого управления дивизиона (В167). Сидим в агрегате, за СДУКом оператор выдает тестовые команды, контролирует ответные донесения, я сзади контролирую его и СДУК, готовый записать все отклонения от теста. Включили радиоприемник, слушаем музон вражьего голоса. И тут новости, где сообщается, что в Европейской части СССР поставлен на боевое дежурство еще один полк SS-20. Ну вот, надо сказать руководству, что бы слушали вражьи голоса, и будут узнавать о ходе работ. Но шутка, шуткой, а на другой день, из-за отсутствия закрытых каналов связи в полку (такая была спешка), поплюхали с коллегой с Киевского завода «Арсенал» в деревню звонить на свои фирмы для доклада о состоянии дел, тем более мне надо было доложить о поломке домкрата. А что такое деревенский узел связи? Пара телефонов на стенке, замечательная акустика – слышно, что ты говоришь и что тебе и около десятка стариков и старушек, ждущих звонка из Жмеренки. Первым разговаривал Серега из Киева:
-Алло, у меня все нормально. Работы провел без затыков.
- Скажи, сколько корзин грибов собрал.
- Вы че там, охренели! Декабрь на дворе, снега по колено, а вы грибы.
- У нас по новому коду корзина грибов одна система прицеливания, так сколько корзин грибов собрал?
Следующий выход был мой. Ломаю голову, как доложить, что на последнем ракетоносце сломался домкрат и требуется его замена и ничего лучшего не придумав, ору в трубку:
- У последней коровы сломалась задняя левая нога, требуется замена.
Когда мы выходили из сельского узла связи, надо было видеть, какими глазами провожали нас селяне - «грибника» набравшего девять корзин грибов в декабре под полуметровым слоем снега и «ветеринара», собирающегося менять у коровы ногу.
В 2005 году началась передача войскам комплекса П158.1 «Тополь.1». Гибридный вариант пусковой У136 и У168, который еще проходил испытания. Валом пошел поток рекламаций. При чем агрегат знали не достаточно хорошо и особые мнения были маловразумительные, как с юридической, так и с технической сторон. В конце мая меня бросили на прорыв в Мирный для ведения рекламационной работы. Это был маленький кошмар. Рекламации с грифом «свершено секретно» (комплекс-то «тепленький»). Машинистки в секретке были завалены работой и мы с майором Виталием Сегачевым в секретке в «рукопашную» составляли рекламационные акты. Майор заполнял характеристики рекламаций, я тут же писал «Особые мнения», что бы их отклонить. Все бы ничего, только рекламационный акт составлялся в 10-12 экземпляров, и на каждый экземпляр писалось «Особое мнение», т. е. то же 10-12 листов. В день было 8-10 рекламационных актов, значит, от руки надо написать 80-100 листов «Особого мнения». По режиму секретности копировальную бумагу запрещалось использовать, а так же брать кого-то в помощники. В общем, ежедневно маленький том «Войны и мира». Редкое воскресенье было свободно, работали с 9 утра и до 21 и так на протяжении 4-х месяцев. Пока ни приехала замена и привезли пишущую машинку, которую тут же зарегистрировали в особом отделе, людей прибавилось, лето кончилось, люди вышли из отпусков. Прорыв закрыли. Но эти четыре месяца были четырьмя месяцами «литературного кошмара».
Разные возникали ситуации во время моей работы в Мирном, расскажу такой случай. На КИБ вместе с агрегатами приходят и «сухозаряженные» батареи 6СТ190 для ходового двигателя. Их снимают с агрегата и передают на зарядную станцию для обслуживания, зарядки и передаче эксплуатации. И стали эксплуатационники предъявлять претензии, что мастика на батареях имеет трещины, что приводит к разгерметизации АКБ. Я объяснял появление трещин, нарушениями при хранении на зарядной станции, т. е. вина КИБа (контрольно-испытательной базы) и приводил веские основания. КИБ валил все на Ленинградский аккумуляторный завод, яко бы они используют не качественную мастику, поэтому и трещины на мастике, но на эксплуатационный характеристики они не влияют. Заряд – разряд в норме, мощность и токи тоже, а средства объективного контроля герметичности на КИБе отсутствуют. Видно ленинградцам моя пикировка с КИБом, в виде «Особых мнений», надоела и они командировали своего представителя с устройством, напоминающее распылитель тройного одеколона с грушей в парикмахерской, но только еще установлен маленький манометр. Накрутили это устройство на банку АКБ, создали избыточное давление и электролит из щелей мастики запузырился. Эту процедуру провели на нескольких АКБ и результат тот же. Приходим в кабинет начальника отдела сдачи капитану Жене Бутенко (впоследствии, он стал генерал-майором, главным инженером Владимирской ракетной армии, в состав которой входила и Тейковская дивизия) и доводим неутешительный результат для КИБа наших исследований. Женя быстро с ориентировался в этой ситуации и спрашивает ленинградца:
- Твоя штуковина три литра спирта стоит?
- Стоит.
Молча открывает сейф, достает трех литровую банку со спиртом, а приспособу прячет в сейф. И говорит нам, фокус, приспособы не было и исследований тоже. Понятно. Тут же произошел фокус другой – исчез с трех литровой банкой ленинградец. И войска перестали предъявлять претензии по поводу АКБ, наверное, и для них нашлась емкость.
Прощальная кратковременная встреча с моим любимым «Пионером» произошла в январе 1986 года. 21 декабря 1985 года состоялось свадьба с моей боевой подругой Галиной Алексеевной, а 6 января 1986 года меня на месяц отправили в «свадебное путешествие» в Пашино, Новосибирск, но без жены, закрыть годовой регламент агрегатов У136 (одна из модификаций ракетоносца комплекса «Пионер») и запомнилась эта командировка смекалкой солдат. Начальником отделения автономных проверок был майор, видом Добрыни Никитича, правда, без бороды, звали его Александр. И вот, как-то на ночных испытаниях он с грустью поведал, что прошла директива разбавлять бочку спирта двумя ведрами керосина (хочу напомнить, было время сухого закона). Удельный вес спирта и керосина почти одинаков и никакого разделения на фракции. От такой смеси не отравишься, но и пить невозможно. А вот солдатики его отделения периодически попадаются ему под «штофе». В чем дело не может бедный Александр понять. Спирт пить невозможно, а ближайший населенный пункт, где можно раздобыть самогон находиться в 20 км. В 30-40 градусный мороз не набегаешься. И вот в один морозный и солнечный день бежит ко мне мой Александр, радостный такой, аж подпрыгивает.
- Саня, расколол я своих гавриков, почему они под штофе, а их командир сухой, как банный лист. Даже после работы расслабиться не может. Какие у меня головастые пацаны. Я с высшим образованием не додумался, а солдатик из деревни с восьмью классами додумался.
Оказывается, в спиртокеросиновую смесь солдаты добавляли воду. Керосин в воде не растворяется, а спирт с удовольствием. А так как водочная смесь имеет больший удельный вес, то оседает на дно бочки. Остается в днище бочки просверлить дырку и вставить «чепок».
ГЛАВА 2

БУДНИ

33 года (за исключением полутора лет отнятых болезнью) я принимал участие в испытаниях ракет, в постановках их на боевое дежурство и техническом сопровождении. На моем «боевом счету» - «Пионер», «Горн», «Тополя»... Уже в статусе инвалида первой группы стал я работать с комплексами «Тополь-М» и «ЯРС».
Какие конкретно задачи решал? Подучивал специалистов премудростям эксплуатации ракетных комплексов. Проводил с офицерами занятия прямо на боевых стартовых позициях около ракетоносцев - так нагляднее.
Другой основной моей задачей было скорейшее устранение неисправностей, возникающих на ракетах в период боевого дежурства. Устранял неисправности за сутки, редко за двое суток. Один только раз искали неисправность четверо суток. За это время я спал в общей сложности только 10 часов. Жена Галя только и успевала передавать мне пакеты с едой.
На третьи сутки из штаба дивизии позвонили в Московский институт теплотехники (МИТ)-генеральному разработчику комплекса, мол такая у нас проблема. Не могли бы, что-нибудь порекомендовать. А там спрашивают, а кто работает по неисправности – Михайлов? Так это самый грамотный специалист, мы сами у него, как у практика, иногда консультируемся.
А когда мы, совместно с офицерами выявили и устранили неисправность, причем очень элегантно, без снятия ракеты с ракетоносца (тем самым сэкономили сутки), Абрамов (зам командира дивизии по вооружению) в порыве чувств даже обнял меня.
Потом этот наш опыт был учтен во всех дивизиях РВСН, вооруженных «Тополем».
В 1986-1987 годах работал я в Юрьянской и Нижнетагильской дивизиях с «Тополем.1». Всякий новый комплекс имеет некоторый период «детских болезней». В войсках лучше видно, какой узел надо доработать, чтобы улучшить эксплуатационные характеристики. Поэтому, приезжая с объекта, пишешь подробнейший отчет о проделанной работе, а также указываешь, как можно улучшить характеристики ракетоносца— где изменить конструкцию узла, где другое уплотнение поставить и т. д. А уж конструкторы из ЦКБ сами окончательно решали, какие доработки нужны. А чаще бывало так, что к бригаде, выезжающей на объект, прикомандировывался конструктор из отдела авторского надзора ЦКБ. На месте принимали решения по улучшению конструкции, и пока я что-то доделывал с бригадой, конструктор уезжал в Волгоград и внедрял наши предложения.
ШАРОВАЯ МОЛНИЯ
Но многие интересные моменты были связаны не только с обслуживанием и устранением неисправностей на ракетном комплексе.
С улыбкой вспоминаю, что в Нижнетагильской дивизии был полк, который мы называли «грозным». И все - из-за характерных фамилий командного состава. Судите сами: командир полка - полковник Чертков, начальник штаба - подполковник Черепов, главный инженер - подполковник Лютый.
Другая особенность дивизии – один из ее учебно-боевых районов. Там была уйма аномальных явлений, в частности зачастую «гуляли» шаровые молнии. Это ракетчикам во время несения боевого дежурства в полевом районе доставляло дополнительные трудности.
Однажды нас, руководителей бригад, срочно вызвали в техническую ракетную базу (ТРБ) на аттестацию ракетных установок, внезапно для нас «прибежавших» с боевого дежурства из полевого района. Оказалось, на месте развертывания этого дивизиона ударила мощная шаровая молния. Вот как все это выглядело со слов офицеров этого дивизиона.
Уже несколько дней дивизион нес боевое дежурство. Все было по штатному, обустроились в бытовом плане, выпустили боевой листок, развернули систему охраны, позицию обнесли медной проволокой с табличками «Стой. Запретная зона!» (во избежание посягательств местного населения). Вдруг в обед в район бункера электроснабжения пусковой установки опускается блестящий шар размером с волейбольный мяч. Запахло озоном. В метре от ракеты он взрывается на мелкие шарики. От электромагнитного импульса сработала сирена пуска, а это значит беги, как можно дальше от ракеты, так как через 2 минуты тебя сдует ударной волной от запускаемой ракеты. Впереди всех бежал прапорщик, ростом метр с кепкой, и на полном ходу горлом врезался в проволоку ограждения (которую может и сам натягивал). От удара он сбил дыхание и упал недвижимым... Бегущие за ним ударили по «тормозам», и как вспоминают сами очевидцы, первая мысль была - «Начался отстрел снайперами диверсионной группы!».
В это время один из шариков по кабелю электропитания медленно стал перемещаться к вводному блоку машины охраны. Майор в машине дает команду бойцу, который стоял напротив этого блока: «Воин, иди, открывай оружейку и приготовься выдавать оружие, а я накладные выпишу. Слышишь, сирена воет. Война, наверное, началась»...
Меня всегда поражала стереотипность мышления: война войной, а накладные выписать обязательно. Это и спасло жизнь солдатику. Только он отошел от вводного блока, как из него вылез серебристый пузырь и разрядился в противоположную стенку. Выжгло аккуратную сквозную дырочку в стенке величиной со спичечную головку.
Нападение молнии «Тополек» (так любя называли в войсках это грозное оружие «Тополь.1») выдержал прекрасно. Заменили только второстепенный кабель из-за выгоревшего разъема, а так вся аппаратура была в норме.
Зато в машине боевого управления повреждены были несколько блоков, изготовления харьковского завода «Коммунар». Представитель этого предприятия при дивизии, Коля Голбан, причитая, «ведь проверялись они на грозу, все было нормально. Что же я буду докладывать в Харьков?», печально демонтировал свои блоки, - не хватало только траурного марша...
ВЫБОР МЕСТА
В конце 1987 года мне предложили на выбор два объекта для постоянной работы представителем ПО «Баррикады». Один в Иркутске, другой - Тейково Ивановской области. Меня потянуло на романтику: Сибирь, рядом Байкал... Экзотика! Да и зарплата там была на 30% больше, чем в европейской части (из-за районного коэффициента).
Но женщины всегда считались существами если не умными, то мудрыми, это точно. Вот жена мне и говорит: «Муженек, а не считаешь ли ты, что лучше 5 часов поездом до Москвы, чем 5 часов самолетом?»
Пришлось с ней согласиться.
В январе 1988 года съездил в Плесецк на месяц, чтобы поглядеть на испытаниях свою технику, а заодно поучаствовать в аттестации нового стенда для проверки пультовой аппаратуры «Тополя» и выдать свои замечания и предложения.
Первое замечание касалось содержания инструкции. Набираешь, согласно пунктам инструкции схему одного из этапов проверки блока управления гидравликой (БУГ), а там в одном из пунктов записано: «Нажать кнопку «Сброс». Жмешь, переворачиваешь страницу, а далее «Удерживая кнопки А, В, С». Вся схема рассыпалась, набирай по-новому. Надо было это поменять. Сначала - «Удерживая…», а потом «Сброс».
Другое неудобство: для проверки БУГа нужно было 1500 раз нажать на кнопки и после каждого нажатия проконтролировать отсветку светодиодов донесения и сравнить с инструкцией. Поэтому и давали на проверку 24 часа. Я предложил ввести программу автоматической проверки, и в случае отказа на каком-то этапе, - переходить на ручной режим.
Это посчитали роскошью и отклонили. Скорее всего, уже не было времени разрабатывать и внедрять изменения. Ведь за нарушение сроков передачи оборудования, военная приемка штрафовала лихо...

ИМЕНИННИКИ
22 февраля 1988 года прибыл я на свой очередной объект – в Тейковскую дивизию. До этого она была вооружена ракетами по натовской квалификации «Стилет» (шахтного базирования). Кроме знакомства с объектом у меня было задание ввести в эксплуатацию стенд для электрических проверок пультовой аппаратуры. Тот самый стенд, над которым я корпел в Плесецке.
Познакомился с куратором объекта от МОП (министерство оборонной промышленности) – руководителем группы технической помощи (ГТП) Анатолием Георгиевичем Пашинским. Умнейшим и деликатнейшим человеком. Когда в рабочем порядке сталкивался с главным инженером дивизии, зачастую в лобовую, жена всегда мне говорила, «Бери пример с Анатолия Георгиевича. Учись, как он обходит острые углы, не обостряя обстановки, и все равно добивается своего».

МОЙ НАСТАВНИК И БОЛЬШОЙ ДРУГ АНАТОЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ ПАШИНСКИЙ У МЕНЯ В ГОСТЯХ (2007г.)

Это действительно был высший класс проведения своей политики. А я технарь с казачьими генами, чуть что - шашки наголо.
В тот период командиром дивизии был Виктор Петрович Черенов, старый вояка, - не в смысле возраста, а смысле опыта. Он уже третий год ходил в полковниках на генеральской должности. И не был обозлен, а добросовестно тянул лямку командира дивизии, а главное, для меня технаря, прекрасно понимал, что выполнение боевой задачи зависит от технического состояния ракетного вооружения.
Главным инженером дивизии был Сачев Виктор Яковлевич. Как-то для полного взаимопонимания собрались вечером за рюмкой чая - Сачев, Черенов, Пашинский и я. И за беседой выяснилось, что у меня и командира день рожденья в один день - 26 марта. А у моего непосредственного командира на объекте, Пашинского, 27 марта. Как будто само Провидение собрало нас в Тейково вместе для успешного освоения нового комплекса, ведь есть поверье, что люди одного дня рождения и характером обладают похожим, меньше будет возникать конфликтных ситуаций, лучше взаимопонимание, а это очень важно для работы. Поэтому очередной тост был «за единение армии и народа»

ГЛАВНЫЙ ПО РАКЕТАМ
8 мая 1988 года я вместе с женой Галиной Алексеевной окончательно перебрался в Тейковскую дивизию. Ставить первый полк «Тополей» на боевое дежурство. Нам выделили просторный номер в гостинице, куда провели аппарат ЗАС (засекречивающий аппарат связи) и аппарат дальней связи. Войскам представили как главного от промышленности. Для них это было новое понятие, новая структура.


НА РАБОЧЕМ МЕСТЕ. В СВОЕМ КАБИНЕТЕ В ШТАБЕ ДИВИЗИИ.

Получалось, как бы я главный по ракетам, что на первых порах доставляло мне некоторое неудобство. Устранишь, бывало, неисправность на ракете и говоришь, - ну, ребята, дальше проводите заключительные работы. И когда закончите, то доложите об окончание работ и готовности к маршу в полк. А сам - в гостиницу. И вот часа в 2 ночи - звонок по ЗАСу:
- Александр Николаевич, агрегат к маршу в полк готов, разрешите перегон!
- Я-то разрешаю, а вот КДС (командир дежурных сил) разрешил? А охранение выставили по маршруту перегона?
Вот такое первое восприятие было у войск «главного по ракетам». Зачем нужны командиры дежурных сил, когда «главный» разрешил. Вначале отношение людей к новой технике было настороженное и даже боязливое. При любой нештатной ситуации (например, не горит транспарант какого-нибудь донесения), тут же докладывают КДС полка, он КДС дивизии, а тот КДС армии и далее КДС Главного штаба. Тут же команда - «по коням» и с расчетом ДТС (дежурная техническая смена) выезжаешь в полк. Приезжаешь, и выясняется, что просто перегорела лампочка подсветки транспаранта или в цепи донесения перегорел предохранитель. Все это, конечно, изложено в инструкциях, но нужно найти нужную инструкцию, нужный раздел, а это все задержка по открытию неисправности. Могут обвинить в сокрытии. Да и сказывалась психология ракетчика ОСовца (ОС – отдельный старт, т. е. старт из шахты). Ведь на шахтах все было отлажено и отработано. Ракета и ее системы стационарно стояли в шахте, сел в кресло за пульт с красной кнопкой и отслеживай информацию о состоянии ракеты. Все отлажено и отработано. А полк «Тополей» три месяца в году находился в движении по проселочным дорогам района патрулирования. А были еще планово-учебные выезды дивизионов. Т. е. постоянно меняли место старта ответного удара. Это повышало выживаемость «Тополей», в сравнении с ракетами шахтного базирования, в случае внезапного нанесения удара «супостатом». Но и доставляло дополнительные трудности при эксплуатации.
В первые годы офицерам прощали такие вызовы. А потом стали наказывать рублем, за ложный вызов. Оплачивали расход горючего за ложный вызов дежурной технической смены, а это несколько десятков литров бензина, к тому же такие вызовы говорили о слабой подготовке расчетов дежурной смены. И когда происходили такие вызовы, мне приходилось брать грех на душу и сочинять «сказки Михайлова», докладывать о каких-то скачках напряжения, объяснять «нарушения взаимодействия» таких-то логических схем и т. д. Главное - все выглядело правдоподобно и списывалось на единичный сбой. Жалко было ребят. Они и рады бы назубок знать технику, но наряды, дежурства, хозяйственные работы не давали им такой возможности и приходилось проводить ликбез с личным составом, конечно, предварительно их пожурив.
В ответ мне приводился довод, мол, на ОС-ах (отдельный старт – шахтное базирование ракеты) если возникала неисправность, но так редко, что расчет дежурной технической смены для ее устранения отправлялся в полк с развернутым знаменем и под звуки оркестра, как в бой. А здесь, всякая нештатная ситуация ассоциируется с неисправностью.
ТОРГОВЕЦ КРОВЬЮ
В советское время и где-то до 1993 года у многих офицеров (особенно молодых) было желание и рвение повысить классность, узнать как можно больше об особенностях эксплуатации техники. Представители промышленности совместно со специалистами службы вооружения дивизии регулярно проводили осмотр техники на ППД (пункт постоянной дислокации), указывали на недостатки, проверяли регулярность проведения мероприятий по обслуживанию техники и т. д.
Захожу как-то на боевой стартовой позиции (БСП) в ангар, где на боевом дежурстве стоял «Тополек», а там старший лейтенант Ваня Шельдешев изучает схемы пусковой. Я у него спрашиваю:
- Старлей, ты что здесь в полумраке альбом схем листаешь, что учебного класса нет?
- Да, Александр Николаевич, здесь наглядней изучать схемы, пусковая рядом и можно ручками пощупать.
А у меня была присказка: ты технику тогда узнаешь и поймешь, когда досконально изучишь документацию, меня выслушаешь и агрегат ручками потрогаешь. Эта встреча была для меня прямо бальзам на мою техническую душу. Впоследствии Ваня дослужился до начальника штаба дивизиона.
Жаль, в 1994-1995 годах много толковых и знающих офицеров уволилось из-за задержек в выплатах денежного довольствия, в том числе и Иван Щельдешев. Упало в этот период времени и рвение к службе. Страшное время было. Помню, иду в штаб дивизии, а навстречу - майор Коля Садков из службы вооружения дивизии. Только сменился после недельного дежурства, бежит, вытаращив глаза, никого не замечая.
- Садков, вы почему не здороваетесь? Зазнались?
- Ой, Николаевич, извини, спешу кровь сдать, там московская станция переливания крови приехала и за 400 граммов 400 000 рублей платят! К первому сентября своим дочкам хоть обновку куплю!
Ох, как же мне горько было на душе! Майор в бункере неделю отсидел в постоянном психологическом напряге. И после дежурства, вместо того, что бы расслабиться пивком, бежит кровь сдавать, чтобы грошей подзаработать...
ПРИДВОРНАЯ ДИВИЗИЯ

Наш военно-промышленный комплекс в то время (середина 90-х) был в большом «завале». Заводы поставщиков комплектующих почти не работали. Приходилось на свой страх и риск (риск был, правда, минимальный, т. к. прибор после ремонта тщательно тестировался на стенде.) ремонтировать пультовую аппаратуру в условиях эксплуатации. Что вообще-то запрещалось. Но ведь боеготовность ракет — самое главное!
Тогда я с благодарностью вспоминал своих институтских преподавателей по специализации Рябова, Хейфица, Кочемасова, Калмыкова. Они давали прочные основы знаний и учили думать, учили самостоятельно принимать решение, расширять свой технический кругозор. Ведь по специальности я был инженером-механиком, а работать приходилось и по гидравлике, и по электросхемам. Быть и электромонтажником, и слесарем.

р. ВЯЗЬМА РАЗДЕЛЯЕТ г. ТЕЙКОВО И ВОЕННЫЙ ГОРОДОК КРАСНЫЕ СОСЕНКИ.

В конце декабря 1988 года дивизию полностью перевооружили на комплекс «Тополь». При выборе объекта для работы я учел ее географическое положение, но не учел, что из-за близости к Москве, дивизия приобретала статус «придворной». За 23 года моей работы в дивизии, до того, как попал на операционный стол, сменилось 5 командиров дивизии. Это генералы Черенов, Руденко, Синякович, Чистопольский, Пчелинцев. В среднем 4 года и командир уходил на повышение.











ВЬЕЗД В ВОЕННЫЙ ГОРОДОК КРАСНЫЕ СОСЕНКИ

ФОТО С СУПРУГОЙ ПЕРЕД СВОИМ ДОМОМ


ФОТО В КВАРТИРЕ
Со всеми у меня были отношения взаимного уважения и взаимопонимания. Они всегда принимали меня без всякой предварительной договоренности с адъютантом. Если не было посетителей, то заходил свободно. Особенно дружеские отношения, сложились у меня с генералами Синяковичем и Пчелинцевым. Если на учениях присутствовал командир дивизии, я сопровождал это подразделение. И конечно, приездов всяких комиссий и проверок было выше крыши. Комиссии из армейского звена воспринимались, как родные, настолько часто они к нам приезжали. Приезжал после пожара на «Комсомольце» Бакланов Олег Дмитриевич – первый заместитель председателя Совета обороны СССР. Он проводил совещание по мерам безопасности при эксплуатации ядерных объектов. Часто бывали думские делегации. Запомнился приезд знаменитого борца с советской коррупцией Тельмана Гдляна. Один из офицеров так прокомментировал его приезд: «Такой маленький человек (в смысле роста), а сколько больших людей посадил (в смысле занимаемого поста)». Посетил нас и Колин Пауэлл, на тот момент — начальник объединенного комитета начальников штабов США. Представительный дядька. Он был на 31 площадке. Осмотрел технику, завели его в машину боевого управления. Показали прохождение учебно-боевых приказов и ответы на них. При нем находилась женщина в форме с кейсом. Один из офицеров хотел проявить галантность и взять этот чемоданчик у ней, на что она ответила категорическим отказом. Что был за чемоданчик? Или знаменитый ядерный чемоданчик, или кейс нашпигованный всякой разведывательной аппаратурой. Вот такая шокирующая, для меня открытость. Супостатам показали весь алгоритм боевой работы комплекса. Это можно сравнить с предательством Бакатина.
ГРОМОВ
В октябре 1994 года дивизию посетил генерал Борис Всеволодович Громов, заместитель министра обороны. Привезли его во второй дивизион 31 площадки. Построили личный состав дивизиона. Командир дивизиона майор Володя Картавцев, высокий, стройный, чеканя шаг, так что брызги луж разлетались на несколько метров, с некоторой удалью, доложил генералу о готовности дивизиона к выполнению учебно-боевой задачи. Через несколько минут взревели двигатели и агрегаты стали выстраиваться в боевую колону для выхода на маршрут патрулирования. Четкость исполнения приказов, слаженность экипажей и удаль Картавцева (Громов подарил ему часы) произвели впечатление на боевого генерала и он бросил реплику: «Единственное подразделение, где я вижу блеск в глазах». Оказывается, до приезда в нашу дивизию, Громов проинспектировал почти все виды и рода войск. После первой Чеченской войны, я понял причину поездок боевого генерала по частям Российской армии. Уже в октябре 1994 года, наверное, рассматривался вариант силового решения Чеченского вопроса. А слова про «блеск в глазах», говорили об неутешительном состоянии вооруженных сил на тот момент.
СОСНА И ТАРЕЛЬ
Для меня дивизия была родным домом. Много сил пришлось вложить в поддержание ее в боевой готовности. Даже приезжая из отпуска я, в свободное время брал инструкции по эксплуатации, конструкторскую документацию и вновь их штудировал. Этот процесс я называл «набить руку». Потому что при возникновении какой-то проблемы на технике во время учений в лесу, необходимо сразу же дать рекомендации по устранению, и желательно со ссылкой на инструкции. Ведь время на принятие решения ограничено условиями, приближенными к боевой. Наибольший период времени я работал с зам командира дивизии по вооружению полковником Анатолием Викторовичем Абрамовым. Были и стычки, доходящие до ора друг на друга, оба были горячие. Но это делу не мешало – в спорах рождается истина. После столкновения мы разбегались по своим кабинетам. А через некоторое время он заходил ко мне и продолжалась наша совместная работа. Единственное, что я никогда не делал по его просьбе, - написать докладную с оценкой действий расчета, из-за которых возникла неисправность. Я ему отвечал: «У тебя целая служба под рукой, сам и разбирайся, а мое дело устранять неисправность».
Агрегат в боевом положении вывешивается над землей на четырех домкратах, а под домкраты автоматически с помощью системы рычагов устанавливаются опоры, для уменьшения удельного давления на грунт и повышении устойчивости. Перед маршем агрегат опускается на колеса, а опоры автоматически с помощью системы рычагов убираются на штатное место агрегата. Однажды при выезде из леса пусковая установка задела задней опорой за вековую сосну. Опору от удара снесло вместе с другими механизмами. Обнаружили «потерю», лишь, когда выстроились в колону для совершения марша на пункт постоянной дислокации (ППД). То была явная ошибка механика–водителя (пусковая ракеты длиной 21 метр, при повороте налево, задняя часть уходит вправо). Он не учел это при своем маневре. По прибытии на пункт постоянной дислокации, в ангаре для боевого дежурства, незамедлительно принялись к работам по устранению поломки. Ракетоносец восстановили без понижения готовности, но сколько сил и томов словарного запаса матюгов нам это стоило. Работать пришлось на бетоном полу в железном ангаре. При морозе -30, после замершие матюги неделю висели в воздухе у агрегата, пока не потеплело.
Потом Абрамов показал мне объяснительную механика-водителя: «Выезжая из лесного массива, задней опорой задел за придорожное растение, в результате чего сломалась опора». А «придорожное растение» - это вековая сосна! Абрамов говорит мне с ухмылкой:
-То, что сосна в обхват толщиной, является растением, тут не поспоришь. Ну и как мне наказывать этого сказочника? Выходит, твое железо недостаточно крепко, если ломается от «придорожных растений»?
Анатолий Викторович, не показывая свое ко мне благорасположение, на совещаниях часто говорил. «Мне в дивизии от промышленности никто не нужен, кроме Михайлова и Журило (специалист по шасси)».
Если пригоняли ракету в ТРБ (техническая ракетная база), давалась команда работать «на прогон». Это значило работать без перерывов, с кратковременной остановкой на прием пищи. Расчеты менялись, а ты продолжаешь поиск неисправности.
КАЗУСЫ.

На работу я (кроме выездов на неисправность) всегда ходил в строгом костюме, при галстуке, поэтому в штабе дивизии меня за глаза называли «директором», в полках «сэнсэй». Существовал некоторый обряд перед началом работ по устранению неисправности на пусковой установке. Подойдешь, бывало к ней, 100-тонной махине, длиной свыше 20 метров, и чувствуешь агрегат, как живой организм. Погладишь по бамперу и мысленно общаешься с ней «Ну, что, голубушка, прихворнула. Ничего, сейчас мы тебе поможем, вылечим. Ну и ты уж постарайся, помоги нам». И когда лечил «Тополек», разные казусы происходили.
Как-то пришел полк из района боевого патрулирования. Ракетоносцы встали в железные ангары и приняли боевую готовность. Можно перевести дух. Но подходит главный инженер полка Сережа Довыденко:
-Николаевич, помоги убрать одну «болячку» на ракетоносце. На эксплуатационные характеристики техники она не влияет, но проверяющие придираются и понижают оценку.
- Ладно, Сережа, сделаем. Благо и выездной расчет технической смены рядом. Только, когда мы будем работать ты на этот агрегат не посылай «Запрос состояния». Потому что при этой команде начинают работать некоторые механизмы и мы можем получить при этом травму. Он как главный инженер полка понимал это и заверил меня, что обязательно выполнит мои указания. Все ударили по рукам, и мы полезли под стрелу ракетоносца для устранения проблемы.
И вот мы с двумя прапорщиками заканчиваем работу и в это время вдруг заработал электродвигатель насосной станции, завращался карданный вал (слава Богу, прошли этот участок — могла нас «намотать»!).
Агрегат «зашевелился», мои прапорщики с окаменевшими лицами смотрят снизу вверх на стрелу, старший лейтенант Олежка Мельничук (закончил службу замом по вооружению технической ракетной базы), начальник выездного расчета, орет все из-под агрегата. И я ору — требую выключить электроснабжение. Все орут и никто ничего не делает. Я каким-то образом проскользнул между двух железяк, подбежал к кабине оператора и выключил электроснабжение. Спрашиваю у прапорщиков, чего вы головы задрали, а не выполняли команду командира.
- Николаевич, когда заработал электродвигатель, думали, начался подъем стрелы и пуск.
- Так тем более надо было от агрегата бежать, как можно дальше.
- Так в ступоре были.
Когда я успокоился (меня всего трясло, потому что представлял последствия) и завершили работу, я попробовал протиснуться в ту щель между двух железяк, так голова не пролазила, а не то, чтобы пролезло тело. Перед выездом из полка я высказал претензии главному инженеру полка, Сереже Довыденко. Он только хохотнул: «Ну забыл, но ничего же не случилось».
Все, это мне стало уроком, и больше не шел на благие намерения.
НАЧАЛЬНИКИ
Если с командирами дивизий у меня были отношения взаимного уважения (никто не говорил мне, мол, я генерал, а ты шавка гражданская), то с начальниками штабов отношения были в стадии мирного сосуществования. Только с полковником Камаловым Каримом Шайсултановичем долго отношения не налаживались. Как я ранее писал, гражданский человек, тем более со своим кабинетом, линиями связи для начальника штаба это, что красная тряпка для быка, а еще его южный темперамент. Он даже зимой ходил в фуражке, сдвинутой на затылок. Так его энергия распирала. Когда он проводил развод дежурной смены, это мероприятие называли «Кэмэл-шоу». Весь плац чуть ли не ложился от смеха, когда он распекал какого-то нерадивого военного. А так как он говорил через динамики, то свидетелями, а вернее слушателями, этого действа становился и весь городок. Как-то увидел крадущегося прапорщика, опоздавшего встать в строй. Камалов его заметил и ласково «Милый, чего ты там крадешься, иди ко мне милый. Ну, проспал, я тебе сейчас колыбельную спою». И далее, если выбросить мат, то будет гробовое молчание на 10 минут.
Конец нашему «боданию» положил случай. Уже заканчивался рабочий день, когда в мой кабинет ворвался Абрамов:
- Николаевич, поехали со мной на площадку 1к, там что-то с пусковой случилось, в готовность поставить не могут.
Едем на площадку, навстречу БМДС (боевая машина дежурной смены) с аварийной пусковой. Подбегает капитан, вытаращенные глаза:
- Николаевич, я такое первый раз вижу. Ничего не пойму.
- Да ты успокойся, что произошло?
- Да агрегат почему-то так перекрутило, как в исходное поставить не знаю.
- Поехали, на месте разберемся.
Влетаем на площадку, как группа захвата, и сразу в ангар, к «больной» пусковой.
Захожу в ангар и вижу кошмарную картину. Агрегат с ракетой весь перекрутило, изогнуло, перегнуло. Сердце кровью обливается, но и в тоже